Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков

Петр Владимирович поспешно отвернулся. Сердце воина – и оно иногда бьется иначе: так, что комок подкатывает к горлу. Уже скоро они покинут Самару. С этим знаменем болгары будут бить ненавистных им турок и за свободу не пожалеют ни живота, ни крови своей. За свободу и Родину. Да будет так!..

На заседании он первым взял слово.

– Господа, – начал у трибуны Алабин, – настоящее время есть самый удобный момент для принесения поздравления его императорскому высочеству князю Николаю Николаевичу, главнокомандующему южной армией. Мы должны, нет, мы обязаны поздравить его с походом против врагов христианства и пожелать князю успеха в этом великом деле. Вместе с этим мы должны поднести ему и его войску незабываемый подарок. Этим подарком будет знамя, уже изготовленное городом Самарою, а именно – вытканное монахинями Иверского монастыря и предназначенное для всего болгарского народа. – Он поглядел на секретаря, ждавшего этих слов, и тот вынырнул за дверь. – Сейчас вы увидите знамя собственными глазами!

И уже через полминуты секретарь и помощник вошли в залу со знаменем, чинно и гордо прошагали до трибуны и там уже развернули знамя целиком.

– Уверен, и ваше сердце ликует от вида такого зрелища, – продолжал Алабин, понимая, какое сильное впечатление произвело знамя на его коллег, гласных думы, – но прежде времени я не хотел говорить о том во всеуслышание, потому что мы с супругой Варварой Васильевной попросили сестер соткать это знамя еще в прошлом году, когда о войне не заходила и речь. Теперь же как раз пришел срок. Мы должны подарить знамя великому князю и просить его высочество, чтобы он благоволил вручить стяг, если признает нужным, болгарским дружинам, когда они будут призваны для освобождения своего народа. – Алабин выждал паузу, пока стихнут одобрительные и восхищенные реплики, и продолжал. – Предлагаю сегодня же, не откладывая, выбрать депутацию и послать ее к главнокомандующему южной армией великому князю Николаю Николаевичу Романову для вручения ему иконы святого Алексия и поздравительного адреса по случаю перехода русских войск турецкой границы… и с началом священной войны. – Петр Владимирович кивнул. – Если вы согласны, уважаемые господа, прошу проголосовать за это предложение!

Проголосовали единодушно, громко поднимаясь с мест, и с превеликим воодушевлением. Долго аплодировали и кричали на разные голоса: «Ура императору! Ура великому князю! Да здравствует русское оружие!» И даже: «Смерть туркам!» Для визита в ставку главнокомандующего южной армией России выбрали двух человек: городского голову Е.Т. Кожевникова и П.В. Алабина.

Предложение гласного городской думы Петра Алабина уже на следующий день стало известным всему городу благодаря газетам. Алабину приходили открытки, письма горожан. Патриотическая волна нарастала. Офицеры перед его домом отдавали честь. Знамя, вытканное иверскими монахинями, пронесли по улицам и вновь доставили в городскую думу. Оно было изумительно тонкой работы и внушало трепет. На трехцветном поле сиял золотой крест, с одной стороны к зрителю устремлялось изображение Иверской Божьей Матери, с другой – иконы святителей Кирилла и Мефодия.

– Чудо, истинное чудо, Петр Владимирович! – приговаривал городской голова Евгений Тарасович Кожевников. – Такое искусство и самому царю-императору не стыдно поднести! И как же ты докумекал до такого, а? Ох, скрытен, ты, братец, ох, скрытен! – Он развел руками. – Зато какие сюрпризы – на вес золота! – И вновь с искренним недоумением замотал головой. – Ну какой же предусмотрительный, а?! Никому ведь в голову такое не пришло, и мне не пришло, а тебе – пожалуйста! Ох, Петр Владимирович, Петр Владимирович! Ох, даешь!..

Уже через день, 20 апреля, в кафедральном соборе епископ Самарский и Ставропольский Герасим освятил Самарское знамя, вышитое руками монахинь, а также образ святого Алексия, покровителя города Самары. И благословил двух депутатов на дальнее путешествие.

Поездку решили не откладывать. Начнутся баталии и будет не до торжеств. Хотелось успеть вовремя – поднести стяг к полкам, когда они готовы идти в первый бой.

Поэтому 21 апреля на дебаркадере общества «Самолет» собрались все гласные городской думы – провожать своих коллег в Болгарию. Рядом несла весенние воды прекрасная и оживающая Волга – несла быстро, волной укрывая волну. Уже зеленели заволжские леса. И солнышко припекало. На дебаркадере под ярким весенним небом поставили столы, лучшие повара сочинили обед, шампанского было вдоволь. Недавно закончился пост, и разговеться уже ничто не мешало. Рвались пробки из-под шампанского, пена так и плыла через края хрустальных бокалов. Открывали водочку и коньячок, вина. Было много шумных бесед, и уже скоро депутаты перекрикивали друг друга, каждому хотелось сказать напутственную и обязательно сердечную речь.

– Будешь там, ты плюнь, Петя, плюнь в турецкую сторону, – говорил Антон Шихобалов своем другу, держа высокую хрустальную стопку с водкой. – Прямо смачно так возьми и плюнь!

– Да ты и сейчас можешь плюнуть в их сторону, только в меня не попади, – смеялся Петр Владимирович. – А то я от тебя к юго-востоку стою!

Издалека прогудел двухпалубный пароход, и скоро уже, работая колесами, подходил он к дебаркадеру. На борту синим по белому было написано символическое для экспедиции название: «Вестник». Он причалил в семь часов пятьдесят минут вечера и выбросил трап.

– На таком пароходе до самой Болгарии долететь должны! – смеялись гласные думы. – До самого княжеского лагеря!

– Прошу господ Кожевникова и Алабина подняться на борт и показаться народу своему! – выкрикнул гласный думы Леонид Тургенев. – Прошу!

– Про-осим! Про-осим! – стали скандировать разгоряченные вином и воодушевленные депутаты.

– Переступлю порожек, Варварушка, назад не вернусь! – обнимая жену и целуя, сказал Алабин.

Затем расцеловал заплаканных дочерей. Евгений Тарасович Кожевников прощался со своими родными. Затем городской голова и Алабин поднялись на борт и, взявшись за руки, вскинули их вверх. И все вновь зашумели, зааплодировали им.

Официанты поднесли прощальные бокалы.

– Выпьем за здоровье государя императора Александра Николаевича! – провозгласил тост Петр Алабин. – Да пребудет с ним Бог, и с нами, слугами его верными!

Все зашумели еще пуще, но потом все вылилось в одно громкое, далеко понесшееся по Волге «Уррра-а!». Еще через четверть часа пароход «Вестник», громко и зычно гудя, отчалил от дебаркадера, вовсю работая колесами. Петр Владимирович еще долго смотрел на удаляющийся причал и своих родных, махавших ему. Рядом всхлипнул и утер глаза Кожевников.

– А, – махнул он платком, – стоит еще коньяку выпить! А то в горле спазм, а, Петр Владимирович?

– Стоит, Евгений Тарасович, стоит, – согласился его спутник.

А пароход, оказавшийся шустрым и веселым, уже скоренько плыл вниз по Волге – по течению – к далекому Каспийскому морю…

В те дни, когда городская дума отправляла делегацию в Болгарию, случилось непредвиденное. Мусульманский мир Самарской губернии, который был довольно широк, потихоньку стал закипать. На севере что ни деревня, то татарская. Болтуны из местных вовсю поговаривали, что прибывали эмиссары от турецкого султана и подговаривали восстать и отделиться супротив русского царя. Вольная река Волга в среднем ее течении веками была ничья, принимая всех – и жестоких степняков, и беглых крестьян, и разудалых казаков. И во многих деревнях татары и впрямь стали тихонечко бунтовать, – и десятками, а потом и сотнями проситься выехать из страны. Кто-то злоязычный и с недобрым умыслом бросил, что в связи с войной всех мусульман станут крестить силком – без разбору и желания. Едва удалось унять сотни татарских деревень, даже войска провели по многим селениям. Успокоили-таки: крестить никто и никого без желания не собирается!