Костюм надувной женщины - Марина Васильева

— Давай, в двух словах, что с тобой произошло, — потребовала Марина. — А мы расскажем тебе, что было с нами. Я уверена, нам есть что сказать друг другу. Итак, кто тебя?

— Казбек, — сказал Ник.

— Казбек! — воскликнул Багажник. — Это тебя так Казбек отделал? И ты от него ушел? Ну ты, парень, в сорочке родился!

— Повезло, — ответил Ник и на секунду повернулся к Марине. — Куда едем? Домой?

— Нет, зачем домой? Нам домой еще рановато. Дело еще не кончено. Хотя возможно, что финал наступит очень скоро. Так что держи курс на Перловку, — сказала Марина. — Знаешь, где это?

Ник с иронической улыбкой кивнул и тут же свернул направо.

— Скоро мы там будем?

Ник показал два пальца, а потом соединился большой и указательный пальцы. Это означало у него, что они будут на месте через двадцать минут.

— Отлично! — удовлетворенно заметила Азарова.

Через двенадцать минут вдалеке действительно показался особняк Свята. В небе прогудел кукурузник. Он летел низко, как-то тяжеловато и тоже держал направление к дому Свята.

— Самолет, самолет, — пропела Марина, высунувшись из окна она помахала кукурузнику рукой, — унеси меня в полет!

— И кто это так рано летает? — зевнула Вера.

— Наверно колхозный, — сделал предположение Петр. — Поля опылять летит. Или удобрять.

Но кукурузник опылять поля или удобрять их видимо не собирался. Он долетел до особняка Свята и стал кружить прямо над ним.

Силантий Иванович Топорков, смотрящий Борисо-Глебовского района города Черноборска и имеющий среди братвы прозвище Свят, весь субботний вечер провел в молитвах. Его особняк единственный отличался от домов остальных черноборских авторитетов тем, что имел собственную часовню — белокаменную и златоглавую. Денег на это ушло немереное количество. Точно такую же он построил при входе на городское кладбище. В настоящее время в Перловке, где находилась его резиденция началось строительство церкви. Домашняя же часовня была излюбленным местом Свята. В ней он проводил все свободное от работы время. И хотя времени на общение с богом оставалось не так уж и много, Свят никогда не упускал возможности помолиться. А уж когда делались великие дела, он проводил в молитвах и бдениях целые ночи.

Внешне он походил на боярина времен Ивана Грозного, хотя всячески пытался изобразить из себя отца-батюшку. Ходил в рясе, всегда сверкающей белизной и пахнущей ладаном, на шее у него болтался огромный с локоть крест, разумеется золотой. Волосы у него были пышные, густые и длинные, но еще более внушительной была борода, на отращивание которой ушло несколько лет, и на ее уход тратились баснословные деньги. Лет ему было около пятидесяти, ростом он был высокий и статный, к тому же пользуясь длинной рясой, всегда носил обувь на высоких каблуках. Так что среди любой людской массы он выделялся ростом и богатырской статностью. Внешность у него была довольно привлекательная. Ястребиный нос, крупный и мясистый, густые черные брови вразлет под высоким лбом, сверкающие черные глаза и тонкие аккуратные губы. В общем, он сделал бы честь любому театру или киногруппе.

Братва у него была подобрана соответственно. Все верующие, или хотя бы делающие вид, что преданы Богу, Пресвятой Богородице, и святым архангелам и великомученикам. Рядом со Святом они всегда напоминали послушную паству. Мирные и добрые, они толпились рядом с ним, словно дети вокруг Деда Мороза. Единственно, что Свят старался подбирать себе людей покоренастее и пониже ростом. В этом выражалась его слабость — любил он быть большим, а это всегда удается, когда вокруг тебя народец мелкий.

Коротко о его людях. Во всем подражающие своему главарю, братки никогда не называли его паханом, а всегда отцом или батюшкой. Он тоже величал их сыновьями и детьми. Сами они предпочитали называть друг друга братьями. В городе и районах их называли святыми братьями. Материться в присутствии Батюшки строго запрещалось.

Другой слабостью Силантия Топоркова были женщины. Они то и привели его к тому, к чему он в конце концов пришел. Действительно, в молодости он закончил Одесскую семинарию и получил сан приходского священника. Справно и деловито начал он службу в одной из епархий в Нижнем Поволжье. Но тогда же и обнаружилась его крайняя невоздержанность и почти патологическая потребность в усладах с женским телом. Батюшка волочился за каждым существом, на котором была надета юбка или платье. Перед его напором и статью мало кто мог устоять, сдавались самые, казалось бы неприступные крепости. Он до того довел женщин своей паствы и всех окрестных сел района, что на него стали поступать жалобы. Главным образом от обманутых мужей. Однако эти жалобы долгое время последствий не имели, потому что милиция и районная администрация не хотели связываться с церковью, та же в свою очередь закрывала глаза на проделки похотливого батюшки. Причиной этому было резкое почти на триста процентов увеличение количества верующих, и соответственно рост доходов. Так что жалобные вопли мужей рогоносцев оставались неслышимыми, а Силантий продолжал работу. Однако дело дошло до того, что его страсть и непреодолимая похоть перешли все границы: он начал заманивать к себе и растлевать несовершеннолетних девочек. Это уже было слишком, и в результате сексапильным священником заинтересовалась прокуратура. Было заведено уголовное дело, которое удалось замять. Тут бы Силантию и опомниться и исправиться, но дьявол разврата уже крепко поселился в его душе, и среди девочек в его оргиях изредка стали появляться и мальчики. Было открыто еще одно уголовное дело, но и его тоже неимоверными усилиями (адвокаты были приглашены аж из Москвы), удалось замять.

Третье дело замять не удалось, не помогли даже московские адвокаты. К тому же от православной церкви, которая больше не желала быть скомпрометированной и обвиненной в потакании распутству, он был отлучен Священным Синодом, и больше заступиться за него было некому. К тому же на свет Божий были вытащены и все прежние заявления мужей и также были подшиты к делу, на жен же было оказано сильнейшее давление. Так что в одна тысяча девятьсот семьдесят седьмом году двадцатипятилетний Силантий Топорков пошел по статьям за растление несовершеннолетних и изнасилование.

В зоне к тем, кто сидит за такое, относятся хуже некуда, и сразу определяют в шестерки или того хуже опускают в петухи, но Свят на такое согласен не был. Еще в СИЗО он быстро завоевал авторитет среди уголовников, прикинувшись, что страдает за веру, к тому же с властью не согласен, вот она его и уничтожила, а бабы и малолетки, это всего лишь — сплетни, клевета, да козни врагов веры и слуг дьявола. Так что в лагерь он явился уже со шлейфом мученика и быстро проник в самые верхи, и первая же отсидка превратила его в довольно авторитетного узника. Силантий был умен, образован, а главное красноречив. От него исходила мощная сила. Он притягивал к себе людей, словно магнит и быстро подчинял их своей воле. К нему ходили за советами бывалые уголовники, и он отпускал им грехи и дарил напутственное слово. Во времена, когда в стране еще правил воинствующий атеизм, Свят нес Слово Божье именно там, где в нем больше всего нуждались. Это сейчас в каждой тюрьме есть часовня и служат службы, тогда же у тюремного начальства волосы вставали дыбом, когда им докладывали, что в зоне звучат псалмы и молитвы. И хотя, ему сначала намекали, что не следовало бы в советском исправительном учреждении вести религиозную пропаганду, потом говорили прямо и затем почти угрожали, Силантий Топорков оставался верен себе и неистово молился за униженных и скорбных духом, заставлял молиться узников, и авторитет его с каждым месяцем рос и укреплялся. Он не боялся, и даже стремился к конфликтам с лагерной администрацией, так что не раз попадал в карцер, и очень скоро прослыл борцом за правду и истинную веру. Тогда же к нему и прицепилось прозвище Свят. После того, как его посадили в карцер в четвертый раз, осужденные чуть не устроили бунт. Испуганная администрация вынуждена была освободить его, чего даже не случалось с самими авторитетными зеками. Затем от него решили избавиться, и Силантий был освобожден при первой же амнистии и пошел на свободу с чистой совестью и с обширными связями в уголовном мире.