Возьми мое сердце - Мэри Хиггинс Кларк

— Пора что-то менять! — заявила Эмили болонке, шагая дальше вдоль квартала. — Я вовсе не хочу превратиться в такую же несчастную отшельницу.

Они бродили почти час, и Эмили почувствовала, что в голове у нее просветлело.

«И что с того, что все узнали о моей операции? — спросила она себя. — В любом случае, не стыдиться же мне теперь! Кроме того, ее делали целых два с половиной года назад, вряд ли сейчас кто-нибудь станет коситься на меня и опасаться, как бы я не умерла!.. Пусть даже Элис Миллз и считает, что в душе я за невиновность Олдрича, но мне просто очень мешает расположение к нему как к симпатичному человеку и сочувствие к его дочери. Надо еще раз заглянуть в его досье, а потом выкинуть этот процесс из головы. У Олдрича нет абсолютно никаких оснований для апелляции».

Вечером Эмили смотрела в гостиной второй из взятых в прокате фильмов и угощалась сервированными на подносе бараньими отбивными и салатом. Она все пыталась понять, что не дает ей покоя с тех пор, как она уложила в коробки ненужные ей теперь ночные сорочки.

В воскресенье Зак выглянул в окно на фасаде и увидел, как Эмили переходит улицу. Он без труда догадался, что соседка не пожелала пройти мимо его дома, поскольку избегала встреч с ним. «Ничего, — молчаливо предостерег ее Зак, — еще дождешься...»

Удовольствие, с которым он выдавил остатки жизни из тщедушного старухиного тела, вскоре сменилось выводом, что его время закончилось. Мадлен Кирк узнала его — возможно, потому, что придала значение хризантемам, которые он любил сажать. Но даже если оставить в стороне цветы, кто-нибудь на работе или по соседству мог выделить среди компьютерных снимков на телеэкране тот, что в точности соответствовал его нынешнему облику.

Плюс к этому через денек-другой кто-нибудь обязательно заметит, что Кирк не забирает с крыльца утреннюю газету или почту из ящика. Сначала Зак хотел лично выйти ночью и взять газету и почту, тем самым выкраивая еще немного времени, но потом рассудил, что риск слишком велик: его могли засечь за этим занятием.

К тому же родню старухи, только и ждущую, когда она умрет и можно будет завладеть домом, наверняка насторожит, что Кирк не отвечает на телефонные звонки. Даже если они живут на другом конце страны, то всегда могут попросить полицейских наведаться к ней и проверить, все ли в порядке. А как только копы начнут шастать вокруг ее дома, они сразу наткнутся на срезанную оконную сетку и увидят рассеянные по траве чешуйки краски. Зак при всем желании не смог бы обставить дело так, будто сетка сама отошла от рамы.

Убив Мадлен Кирк, он упаковал ее в мешки для садового мусора и обвязал сверху бечевкой, а затем оттащил сверток в кухню, где взял с блюдца на стойке ключи от машины. В примыкавшем к дому гараже Зак погрузил тело в багажник автомобиля и тогда, наконец, принялся шарить в доме, обнаружив там, к своему удивлению, ценные ювелирные украшения и спрятанные в холодильнике восемьсот долларов наличными. Мысль о том, что старушка хранила денежки и бриллианты в алюминиевой фольге, вызвала у Зака глумливую усмешку.

Проследив, чтобы никто не проходил и не проезжал мимо дома Кирк, Зак рысцой перебежал улицу и скрылся за своей дверью.

Перед тем как лечь спать, он собрал вещи — одежду, радио и телевизор — и отнес их в свою машину. Недремлющее чутье подсказывало ему, что времени остается в обрез. Через пару дней кто-нибудь непременно хватится его соседки и, проверив гараж, найдет ее труп.

Куда бы ни заносила Зака судьба, он нигде не оставался без работы и всегда берег про запас достаточную сумму. Несмотря на недавнюю покупку фургона, его сбережения равнялись без малого восемнадцати тысячам долларов — вполне хватит перекантоваться, пока он будет обустраиваться на новом месте.

Выдумав себе очередное поддельное имя, Зак зарезервировал по Интернету домик в мотеле недалеко от горы Кеймелбек в Пенсильвании, всего в нескольких часах езды. Там можно переждать недельки две, а потом, когда полицейский кипеж в округе поутихнет, он вернется к Эмили.

Понастроив таких оптимистичных планов, Зак уснул сном праведника. Утром он, как всегда, подглядывал за кофейным ритуалом Эмили и получал животное наслаждение от ее неведения — ведь она не знала, что он собирается с ней сделать! Около четверти одиннадцатого она куда-то отправилась; Зак сначала решил, что снова на работу, но потом понял: для прокуратуры она слишком нарядилась.

«Может, в церковь? — гадал он. — Что ж, это и к лучшему. Она даже не представляет, как усердно ей надо сейчас молиться! Вот и Мадлен Кирк перед самым концом вдруг вспомнила о Боге: "Боже... спаси... меня..."».

Зак хотел ехать незамедлительно. Утром он собирался позвонить своему боссу и соврать, что его матери резко стало хуже, поэтому он вынужден немедленно отбыть во Флориду. Заодно Зак решил польстить шефу признанием, что они прекрасно сработались и что ему будет всех их очень не хватать. Агенту по найму жилья можно будет сообщить то же самое и сказать, что ключ от дома лежит под ковриком. «Какая им разница? Все равно я внес плату до конца месяца, и они будут рады-радешеньки, что я убрался раньше срока: у них останется время подготовить дом для нового жильца».

Однако, несмотря на то, что в этом доме не останется от него даже следа, ему придется в скором времени еще раз наведаться на прежнее место — ради Эмили. «Теперь уже неважно, узнал ли меня кто-нибудь в той передаче: как только обнаружат старухин труп и выяснят, что я уехал, ниточки свяжутся очень быстро — Шарлотта с семьей, Вилма, Лу... Снимки Эмили сегодня заполонили все газеты. А я и не представлял, что у нее пересажено сердце. Если бы она мне шепнула об этом, я бы искренне ей посочувствовал. Но она не захотела... До ужаса жаль, что ее новое сердечко скоро перестанет биться».

Тщательно осмотрев каждый уголок в доме, чтобы среди ненужного хлама случайно не забыть что-нибудь действительно важное, Зак вышел на крыльцо и запер входную дверь.

По пути к машине он еще раз полюбовался цветами, высаженными им вдоль аллейки. Уже через неделю они наберут силу и раскроются. Неожиданно Зак расхохотался. «Было бы у меня лишнее время, выкопал бы их и снова посадил бы хризантемы. Поиздевался бы напоследок над местными доморощенными шпиками».

Люк Бирн, общественный защитник Джимми Истона, явился утром в понедельник в тюрьму округа Берген для свидания со своим клиентом. В предыдущую пятницу, после вынесения вердикта Олдричу, судья назначил оглашение приговора Истону на час тридцать пополудни.

— Джимми, давайте еще раз повторим, что мы скажем сегодня в суде, — начал Бирн.

Истон посмотрел на него с кислой миной.

— Ты поступил со мной паршиво! И я буду жаловаться!

Бирн с изумлением уставился на клиента.

— Поступил паршиво? Должно быть, ты шутишь? Тебя взяли в ограбленном тобой же доме с полными карманами камешков. Какой еще защиты ты ждал от меня?