Русская эмиграция в Китае. Критика и публицистика. На «вершинах невечернего света и неопалимой печали» - Коллектив авторов

а передать благоуханную поэзию этой стихии в непогрешимо-верных песнях-стихах – мог только настоящий поэт, каким и был воронежский прасол, Александр Васильевич Кольцов.

Н. Резникова

Алексей Васильевич Кольцов. К 100-летию со дня рождения поэта

29 октября 1842 года, на 34 году жизни, умер Алексей Васильевич Кольцов. Столетие отделяет нас от смерти поэта, но поэзия его, в которой отражена простая правда духовной жизни русского человека, заслуживает серьезного изучения. В поэзии Кольцова мы находим народную поэзию и народный склад мыслей и чувств. Форма лучших стихов Кольцова лучший пример гениальной натуры поэта. Он жил во времена совершенствования литературного языка, в Пушкинский период, но сам был едва грамотен, что не мешало ему создавать прекрасные, высоко поэтические стихи, отличающиеся сложной формой, соединяющей народную поэзию с технически усовершенствованной. Видимо, в душе Кольцова жила внутренняя музыка, внутреннее собственное ощущение красоты, знание меры и ритма. Все правила стихосложения соблюдал поэт, вливая в эту форму народный мотив, с той искренней непосредственной простотой, которая и делала и делает его поэзию столь пленительной.

Судьба Кольцова горька и все же, несмотря на это, в ней сколько мужества! Поэзия его показывает нам, что принимал поэт горе как свое личное, так и народное, не просто как горе, а такое, которое «горами качает».

Родился Кольцов в 1809 году в Воронеже. В метрической книге Входно-Иерусалимской церкви записано в этот год: «Октября 3 рожден у купца Василия Петрова сына Кольцова и жены его Параскевы Ивановой сын Алексий. Воспринимали при крещении купец Николай Иванов Галкин и купеческая жена Евдокия Васильева Чеботарева».

Жизнь в доме на Большой Дворянской улице, где родился поэт, была узко мещанской. Ничего не видел предоставленный самому себе ребенок. Ежедневно видел он мелочную торговлю, грубость, косность, но никто не мог закрыть его поэтические глаза, которые видели красоту природы.

Когда Кольцову минуло десять лет, его стали учить грамоте. Он хорошо учился и поступил сразу в уездное училище, но его не кончил. Как только мальчик научился писать, читать и считать, отец взял его из второго класса, так как ему нужен был свой человек в деле.

Видимо, из этих полутора лет учения Кольцов вынес немного. Белинский не находил в нем «никаких признаков элементарного образования»1, писал же поэт до конца жизни безграмотно.

Так, в совсем юном возрасте Кольцов попал в гущу жизни и полюбил степь, которая была до некоторой степени школой жизни будущего поэта. Степь произвела на него огромное впечатление и разбудила в мальчике первое поэтическое чувство.

Школа привила Кольцову любовь к чтению, но в среде его окружавшей книги были редкостью. Впервые пополнили воображение Кольцова сказки. Он зачитывался «Бовой Королевичем», «Емелюшкой Дурачком», арабскими сказками «Тысяча и одна ночь». А однажды в руки юноши попалась книжка стихов Дмитриева2. Он был взволнован и поражен сходством стиха с народной песней, которую любил. Стихи он выучил и не читал, а пел, и его охватило огромное желание самому складывать звучные строфы.

Не имея никакого понятия о правилах стихосложения, подражая стиху Дмитриева, Кольцов написал свою первую пьесу «Три видения», потом им уничтоженную. Этот неудачный опыт решил судьбу поэта, почувствовавшего подлинную страсть к стихосложению.

В книжной лавке Д.А. Кашкина3, который, по утверждению современников, был в своем роде замечательным явлением, и, занимаясь книжной торговлей, был очень начитан, достиг больших успехов в самообразовании и даже сам немного писал стихи, Кольцов нашел Ломоносова, Державина, Богдановича4 и стал подражать этим поэтам.

Д.А. Кашкин же обратил внимание на невзрачного мальчика и заинтересовался им. Ему прочитал Кольцов свое первое стихотворение, и оно было тут же забраковано. Однако Кашкин вручил будущему поэту: «Русскую Просодию, или правило, как писать русские стихи, с краткими замечаниями о разных родах стихотворений»5 и предложил пользоваться книгами в своей библиотеке.

Неверов6, биограф Кольцова, свидетельствовал, что Кольцов пяти лет бесплатно пользовался библиотекой Кашина, а что еще важнее, его советами относительно чтения и сочинения. Кашкин был судьей каждого нового стихотворения Кольцова.

Росту поэтического чувства поэта способствовала любовь. Ему было 17 лет, когда он полюбил жившую у них в доме в качестве прислуги крепостную девушку Дуняшу. Полюбил, как он потом вспоминал, со всей страстностью своей натуры, «бешено и безумно». Через год отец Кольцова, в отсутствие сына, удалил Дуняшу из дома, продав куда-то на Дон.

После этого происшествия Кольцов еще с большим пылом отдался поэзии, и она стала его жизнью и утешением.

«Любовь, – писал Белинский, – и в ее счастливую пору, и в годину ее несчастья сильно подействовала на развитие поэтического таланта Кольцова. Он как будто вдруг почувствовал себя уже не стихотворцем, одолеваемым охотой слагать размерные строчки с рифмами, без всякого содержания, но поэтом, стих которого сделался отзывом на призывы жизни, грудь которого

носила в себе богатое содержание для поэтических излияний. Натура Кольцова была крепкая и здоровая физически и нравственно. Как ни жесток был удар, поразивший его в самое сердце, но он вынес его, не закрыв глаз своих на природу и жизнь, не ушел в себя, он взял свое горе с собой, бодро и мощно понес его по пути жизни, как дорогую, хотя и тяжелую ношу, не отказываясь в то же время от жизни и ее радостей»7.

К этому времени относится встреча Кольцова с Сребрянским8, которому поэт был много обязан своими успехами в литературных занятиях. Однако Кольцов не печатался, и первые стихи его появились под чужим именем, ибо ими воспользовался бездарный «литератор» из Одессы, выпустивший в 1830 году «Листки из записной книжки»9, где три стихотворения принадлежали перу Кольцова. Поэта это не рассердило, а окрылило, и через год в московской газете «Листок» были напечатаны несколько стихов под его настоящим именем.

Музы покровительствовали Кольцову и столкнули его с сыном воронежского помещика Станкевичем10, главой знаменитого Московского кружка, приехавшим домой на каникулы. Именно Станкевич послал в «Литературную газету» стихотворение Кольцова «Перстень», где оно и было напечатано в 1931 году. В этом же году по делу Кольцов отправился в Москву, остановился у Станкевича, познакомившего его с В. Белинским, предложившим ему издать его стихи.

В один вечер собрал Станкевич деньги на издание стихов, и в 1831 году появилась с именем Кольцова книжка стихов, доставившая ему известность. Хотя Белинский говорит, что «тут больше всего действовало волшебное слово “поэт-самоучка” и “поэт-прасол”»11, – последовавшие популярность и признанность Кольцова доказывают, что успех его первой тетради стихов скрывался во внутренних свойствах его поэзии.

В