Танцы на осколках - Дарья Вознесенская

И в какой-то обезбашенной уверенности выползаем из расщелины.

И удивляемся, что все еще ночь. Может следующая? Или целая жизнь прошла?

И смеемся приглушенно, что банально хочется есть — а вот бояться тварей и умирать не хочется.

И почему-то без приключений и нападений пробираемся к преграде — может светляк пометил нас и теперь твари считают своими.

И в последний — хотя кто его знает, в последний ли? — раз оборачиваемся, чтобы оценить не-нашу землю.

А потом переваливаемся через упругий туман и вслепую снова находим друг-друга, сплетаясь на земле и давая друг другу время прийти в себя. Вот только первое, что я слышу — видеть пока не могу, зрение не восстановилось еще — смутно знакомый голос:

— Талис тэн Домини, именем короля Одивелара, вы арестованы.

А потом — совершенно незнакомый и сердитый:

— Уверены? Тогда и мне позвольте сказать. Мигель да Коста- Мело, именем короля Эроима — вы тоже арестованы.

У меня просто нет слов.

Зато они находятся у Талис.

Она все еще лежит возле меня, положив голову мне на грудь, но голос у нее чистый и звонкий:

— А можно нам в одну камеру?

Талис

— Можно нам в одну камеру?

Я ведь даже не шутила. Но Мигель засмеялся.

Смешно ему… а я немного напугана, смущена и растеряна.

Тем, как эпично вывалились мы из завесы и оказались среди целой толпы магов.

И тем фактом, что узнала последний голос. А потом и осознала совершенно невозможное — особенно в этом месте и времени — присутствие своего отца.

Или я не имела права так его называть?

И ведь именно тэн Домини громогласно заявил, что Мигель арестован… в ответ на заявление о моем аресте.

А третий мужчина сказал, что арестовывать будет вообще он — и нас обоих сразу.

В этот момент к нам подбежали… наверное целители. Отвлекли. Но поскольку не нашли, что там надо в срочном порядке исцелять, отступили. А мы поднялись, наконец, с земли — выбросило нас не в том месте, откуда мы проникли в Завесу, зато, почему-то, сразу в люди — и встали прямо, держась за руки и готовые дать отпор каждому.

В том числе серому советнику.

Я, по привычке, спряталась от тэн Домини за стеной холодной отчужденности. Но сама во все глаза смотрела и слушала, как мужчина, который не давал мне жизнь, но всю жизнь был рядом, зачитывает все нарушения, который совершил Мигель. И я.

Стоявший рядом незнакомец в форме дознавателя в ответ зачитал свой свиток. А потом еще тот, в незнакомой мне одежде — может патрульный? — свой. И все вокруг слушали с понимающими лицами.

Занимался рассвет, и меня меня не оставляло ощущение нереальности происходящего. Откуда взялись все эти люди? Откуда взялся тэн Домини? Где тогда Хайме и наши друзья? И вообще, они всерьез обвиняют нас в этом бреде? Или это спектакль, причем мы с Мигелем на нем единственные зрители?

Конечно, я не ожидала, что нас будут чествовать, как героев, но уж слишком противоречиво было все, что говорилось. Будто два государства обмениваются нужными реверансами и шутками.

Кажется, не я одна это подумала — те, кто вращался среди высшей знати не могли не понимать, что все имеет свои цели. И некоторые вещи просто необходимо сделать… но это не значило, что мы останемся ими довольны. Или подыграем с такими же безмятежными лицами.

Мы слишком многое пережили и осознали, чтобы принять все это безоговорочно.

Потому, когда все закончили говорить, Мигель и зааплодировал. И спросил, ничуть не смущаясь того, что его голос разносится далеко по голому холму с чахлыми травинками:

— Если я правильно понял, я похитил Талис тэн Домини, она похитила меня, нас заставили проникнуть за Завесу, а еще мы проникли туда незаконно сами, при этом вынудив друг друга… оба. И мы подвигли на преступление представителей самых славных семейств, но они фактически впихнули за преграду нас сами, мы подвергли опасности ближайший город, но пробрались там, где прорыв не возможен, скрывшись от патрулей, бросили на погибель Хайме да Кастелло-Мельхора, но при этом спасли, рискуя своими жизнями… Я так, по крупным злодеяниям прошелся, не буду углубляться в детали. Все верно?

И ведь подтвердили!

Только головой покачала. Но смолчала. И когда нас разделили с Мигелем — тоже.

Формальности были соблюдены, а на вопросы я пусть и не сразу, но получу ответы.

Нас не развели по камерам, нет.

Нам было приказано сидеть в охраняемой со всех сторон гостинице, пока правосудие двух государств, с которым бились лучшие защитники, — правда я так и не поняла, хотели ли они нас утопить или возвысить — не примет какого-то решения. Сидеть каждому в своей комнате. Восстанавливаться, давать показания, отвечать на вопросы — и абсолютно честно.

Да мы бы просто не смогли придумать одинаковую ложь.

Весь день после чудесного спасения мы только этим и были заняты, но когда наступила ночь… Ночью стража сделала вид, что это не Мигель перелез ко мне через балкон. И это не мы поставили защиту безмолвия. Сплелись телами и душами, как и тогда, в Завесе, и до утра не размыкали объятий — совсем немного спали, больше разговаривали и узнавали друг друга во всех смыслах.

А утром снова устроились в своих одиночных «тюрьмах» в ожидании посетителей. И ко мне опять повалили эроимцы, одивеларцы, дознаватели, просто стражники и маги, исследователи всех мастей… кажется, к обеду число посетителей превысило человек двадцать. Жаль что диалога с ними не получалось. Они преследовали собственные цели, вели многочисленные протоколы, но подробности не поясняли и о других наших спутниках ничего не говорили.

А потом появился… ну пусть будет отец.

Зашел, осмотрел внимательно комнату, укрепил какие-то одному ему понятные сигнальные грани, пока я напряженно наблюдала за ним, а потом сказал:

— Я был не прав.

Растерялась. И когда он посмотрел на меня в ожидании, поняла — не я буду отвечать на вопросы о том, что происходит, а мне.

— Был не прав в том, что обвинил меня… точнее Мигеля… в общем, вот в этом всем? — неопределенно обвела рукой комнату.

— Да… Нет. Много раньше. Позволишь?

— Конечно.

Мы сели по разные стороны стола и он, наконец, начал рассказывать.

— Я не буду притворяться, — тэн Домини жестко усмехнулся, — но когда узнал, что ты — не моя дочь, взбесился. Настолько, что готов был выгнать твою мать вместе с тобой, но она была уже беременна твоей сестрой, а ты… Ты занимала много места в моей жизни.

— Я помню, — сказала глухо и отвернулась.