Заговор во Флоренции - Франциска Вульф

Козимо похолодел. Джакомо говорил о Боге, а его слова шли от дьявола.

– А теперь? Что ты сейчас замышляешь?

– Как тебя понимать?

– Я видел твой взгляд, которым ты смотрел на синьорину Анну. Что ты задумал? Если ты причинишь ей зло… – Козимо сжал кулаки. Он никогда не испытывал такой ярости.

Джакомо рассмеялся. Он хохотал так, что у него из глаз потекли слезы.

– Мой бедный дружище! Как мне жаль тебя. Знаю, что ты ее любишь. И мы оба знаем, что она не разделяет твоих чувств. Она любит Джулиано и носит под сердцем его ребенка.

– Ты лжешь! – сквозь зубы процедил Козимо. – Откуда ты это знаешь? Ты же не стоял со свечкой…

Джакомо укоризненно покачал головой.

– Чтобы понять это, не нужны никакие трюки. Ты сам видел, что случилось за столом, как она побледнела, как поспешно выбежала, когда принесли жирную жареную рыбу. Понятно? – Он снисходительно улыбнулся. – Неужели не ясно? Тогда я объясню тебе. Есть безошибочные доказательства, когда женщина находится в положении. А кто, если не Джулиано, отец ее ребенка? – Он щелкнул языком. – Только боюсь, недолго младшему брату Лоренцо суждено будет наслаждаться отцовством.

Джакомо загадочно улыбнулся, будто знал только одному ему известную тайну. Козимо содрогнулся. Да, он оказался прав: Джакомо замышлял злодейство.

– Что ты хочешь этим сказать?

Джакомо пожал плечами, не переставая улыбаться торжествующей улыбкой.

– Ничего. Все это слухи…

Это выражение лица бывшего друга Козимо знал хорошо. Точно так же он ухмылялся, когда говорил о смерти Джулио. Дрожа от бешенства, Козимо схватил его за воротник.

– Повторяю, если ты причинишь зло синьорине Анне, Джулиано или еще кому-то, то знай…

– И что тогда? – спокойно спросил Джакомо. – Я глава уважаемого семейства в городе. А кто ты? Изгой, сумасшедший, которого еще не выгнали из Флоренции только потому, что ты принадлежишь к семейству Медичи. И что бы ты ни делал, что бы ни говорил – ты кончишь свои дни в темнице, а не я. И ты меня не удержишь!

– Почему ты так уверен в себе? – прошипел Козимо. Он еще крепче схватил его за горло, и по уголкам рта понял, что Джакомо не на шутку испугался. – Ты прав, меня считают сумасшедшим, одержимым демонами. Тогда что мне мешает убить тебя? – Его рука больно сжимала шею Джакомо. Он чувствовал его пульс, дрожащий, неровный пульс загнанного зверя. Его жизнь была в его руках – волнующее и одновременно пугающее чувство. На какой-то миг его мозг пронзила жуткая мысль: что, если эликсир помутил разум не Джакомо, а его самого? Не он ли сам видит мир сквозь пелену безумия? К счастью, эта мысль исчезла так же быстро, как появилась. – Я мог бы положить конец твоему жалкому прозябанию. Прямо сейчас. Стоит мне не отпускать тебя еще пять минут, как ты испустишь дух. Никто не может помешать мне. После этого пусть говорят, что в меня вселился дьявол…

– Ты… ты только что сказал, что мы не умрем… – выдавил Джакомо, жадно заглотнув воздух. Он страшно побледнел, губы его посинели. Впившись ногтями в руку Козимо, он судорожно пытался оторвать ее от своего горла.

– Все эти годы, после того как мы овладели секретом эликсира, ты не сделал ни одной попытки изучить его действие, – продолжал Козимо, не отрывая руки от Джакомо. – А я это сделал. Я изучил старые рукописи и понял, что над нами не властны ни смерть, ни болезни. Но перед острием ножа или рукой, сжимающей горло бывшего друга, они бессильны. И этим оружием тебя можно уничтожить, как обычного человека.

Козимо увлеченно лгал. Когда-то он долго ломал голову над символом, изображавшим сокола в той рукописи, надеясь найти разгадку, но не нашел. Ни древнеримские и древнегреческие ученые, ни та колдунья – единственный человек, знавший об эликсире, которая бесследно исчезла, – никто не мог помочь ему расшифровать тот знак. Джакомо не имел представления о поисках и вполне мог поверить в эту ложь. В его глазах вдруг вспыхнул огонек, и кровь снова прилила к его щекам.

– Возможно, ты прав, Козимо. Но что-то подсказывает мне, что ты не посмеешь меня убить. Ты сам закончишь жизнь на эшафоте или на костре. К тому же у тебя не хватит мужества убить меня. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты непоследовательный и нерешительный человек и не сможешь идти той дорогой, которую для себя выбрал. Ты слаб. Даже если бы ты набрался храбрости… – Джакомо распростер руки и устремил взгляд в небо. – Я под защитой Божьей рати. Никто не в силах умертвить посланника Божьего.

Козимо отпустил руку и отступил на шаг. Пораженный, он уставился на своего бывшего друга. Джакомо дико захохотал, и его смех вернулся страшным эхом от близлежащих стен. Из конюшен донеслось ржание лошадей, и даже кошка, выгнув спину, с шипением прошмыгнула мимо них.

– Я возвращаюсь в дом, – сказал Джакомо уже без улыбки. Во дворе воцарилась мертвая тишина. Он дружески потрепал Козимо по плечу, словно они только что мирно болтали об искусстве.. – Спасибо за беседу, друг мой. С тобой всегда приятно пообщаться.

Джакомо ушел, и Козимо долго смотрел ему вслед. Мысли кружились в его голове, как сухие листья на ветру. Неужели Джакомо сказал правду и синьорина Анна действительно беременна? Джулиано – отец ее будущего ребенка? Но что означали его слова, что он недолго насладится своим отцовством? Неужели с ним что-то произойдет? Он умрет еще до рождения ребенка? Но какое отношение к этому имеет Джакомо? Не хочет ли он заставить Анну выйти за него замуж или похитить ее с ребенком? Чем больше Козимо думал об этом, тем отчетливее вырисовывался вопрос, от которого Козимо бросало в жар и холод. Если синьорине Анне, Джулиано или их ребенку грозит смертельная опасность, то он должен был бы знать об этом через пятьсот лет? Ведь именно он – в пока неведомом ему будущем – пошлет Анне приглашение на бал и даст выпить эликсир. Зачем совершать такую глупость, зная конечный результат?

Моросил дождь вперемешку со снегом, и колючие снежинки впивались в лицо Козимо, но он не замечал ничего вокруг. Он не почувствовал, что его одежда насквозь промокла, что намокшие волосы липли ко лбу. Он искал ответа на мучивший его вопрос: с какой целью он дал Анне эликсир?

Джованна

Анна льняной салфеткой вытерла со лба капельки пота. От напряжения страшно ныла спина. Так ее еще никогда не тошнило.

– Синьорина, пейте. Вам будет легче, если вы выпьете воды, – сказала молодая служанка, все время находившаяся при Анне.

Анна с благодарностью взяла бокал. Вода была чистая и прохладная. Анна жадно выпила. Ее мучила страшная жажда – вероятно, от потери жидкости. Но почему ее вырвало? До этого она не испытывала никакой тяжести в желудке, никаких позывов к тошноте, абсолютно ничего. После короткой прогулки на свежем воздухе она почувствовала даже прилив сил, забыла о кровяном давлении. Самочувствие было прекрасное до того момента, пока не внесли жаренную в масле рыбу и в нос не ударил резкий рыбный запах. При одном воспоминании о рыбе ее снова замутило. Да, все случилось совершенно неожиданно. Она внезапно почувствовала приступ и собиралась выйти из зала. Возможно, вчера вечером она слишком много выпила? Но признаков похмелья, сопровождаемых головной болью, не было. Возвратившись за стол, она почувствовала, что сильно проголодалась. Значит, все дело в рыбе и…