Годунов. Кровавый путь к трону - Александр Бубенников

– И царя оправдывает перед народом, – иронично бросил Годунов, – мой защитник Василий Шуйский.

Патриарх не принял ироничного тона Годунова и сказал несколько отстраненно:

– Это уже как выйдет у боярина, между прочим, освященный Собор боярин убедил… Я тоже могу в Успенском напомнить о решении Собора – и напомню…

– За мной тоже не заржавеет, – оживился Годунов, – у меня родилась мысль вызвать Марию Нагую…

– …Инокиню Марфу, – поправил его Иов.

– Хорошо, вызываю Марфу в Новодевичий монастырь и допрашиваем с тобой, владыка…

– Это уже без меня… – холодно ответил патриарх. – Мне грамотами надо заниматься и их рассылкой. И без того работы много. Как говорят работящие крестьяне перед севом: жди хлопот полон рот…

– Да и у меня хлопот полон рот, раз мне только недавно открылся план моих противников: боярские партии вельмож и церковные группировки хотят впустить самозванца на Русское государство, посадить его на царство, чтобы сместить законно избранного царя… Только пусть вельможи и дворяне докажут, что самозванец «природный царь» из династии последних Рюриковичей… А ведь не докажут это… Они подставили его в борьбе со мною… А сказать, что меня опечалило с казнью дьяка?

– Ясно, что твоим приказом засекли насмерть живого человека.

– Это первая моя казнь дворянина… вельможи, если хочешь… Я обещал, что пять лет никого не казню… Казнь на грани этого срока, то ли до, то ли после, смотря какой момент брать восшествия на царство – до стояния войска на Оке или после пира с ханскими послами… Главное в другом, у моих противников появился первый жертвенный герой… А я с ужасом жду, когда в моем царстве появится первый предатель, кто первым изменит присяге целования креста… Юшка Отрепьев не изменник, он монах-расстрига… Вот когда воеводы и бояре начнут присяге изменять, царя предавать и города-крепости сдавать, тогда крушение Московии, крах царя Московского… Крах династии Годуновых… Только знай, владыка, я за свою династию буду драться до конца…

– Помогай, Господь, – сказал патриарх и перекрестил царя.

«И не мешай мне, дьявол», – подумал Годунов, у которого по спине пробежали мурашки от предчувствия опасности царству и династии от вмешательства дьявола с его дьявольским искушением и наваждения поголовного предательства и измены.

Годунов, в отличие от всех испуганных рефлексирующих государей, знал, как будет действовать завтра и послезавтра в борьбе за свое царство, за свою династию. Плевать, что думские бояре впервые увидели перед собой «государя занервничавшего», как об этом ему доложил глава сыска, боярин, троюродный брат Семен Годунов, пришедший с докладом с утра пораньше в царские палаты Кремля.

– А как тут не занервничать, когда самозванца в русской печке испекли, за рубеж закинули и оттуда собираются бить по царству, как тараном, – поморщился царь. – А про нервы, это сущая правда, натянулись нервы, того и гляди, лопнут…

– Ты уж береги себя как-то, – сочувственно заметил боярин, – царь должен себя в руках держать, не давать нервам и чувствам волю… У тебя ведь, государь, не только враги, но и соратники есть, их много, чтобы ты знал, и они удивлены…

– Чем удивлены, расскажешь после… А сейчас слушай наказ, как только малость освобожусь от дипломатических дел с поляками и со шведами, тут же тебе дам знать, чтобы ты вез из монастыря инокиню Марфу. Понял, Семен?

– Как не понять, кто же не знал ее в бытность царицей Марией Нагой, устроим ей допросец на месте… Жестокий небольшой допросец, чтобы ее пробрало внутри.

– Нет, без всякого допросца на месте, Семен. – Годунов возвысил голос: – Чтобы с ее головы ни один волос не упал, чтобы пальцем ее не тронул! Нежным и обходительным будь с ней. Допрос учиним в монастыре нашем с Ириной, то есть инокиней Александрой… В Новодевичьем все и узнаем, что и как… Все будет на моих глазах… И ты все узнаешь там… Ты же любопытный, Семен?

– Не без этого, – хохотнул боярин. – Но твоего наказа никогда не нарушал и не нарушу, как дашь знать – везти к тебе Нагую Марию, то бишь Марфу, целой и невредимой, без учинения допроса с пристрастием…

– И в нашей с сестрой обители не будет никакого пристрастия в допросе: просто узнаем все, как было, и все, как есть… Понял?…

– Понял, государь, все будет исполнено в лучшем виде – без промедления Марфу доставлю, как царицу на престол, без тряски и утряски.

– А вот этого не надо, прямо на престол, – улыбнулся одними уголками губ царь, – в обитель нашу привезешь, она же инокиня…

– Куда же монашку везти, как не в обитель из обители – лишь бы не обидели…

– Все шутишь, Семен?

– Да дело сыска такое веселое, государь…

– Не веселись раньше времени, Семен, – осадил его царь, – иногда меня сомнения самого берут: а вдруг подменили Дмитрия-царевича в Угличе?…

– Я и сам себя иногда на таких грешных мыслях ловлю. – Боярин округлил глаза и выпалил обжигающий его душу вопрос: – А может такое быть с подменой? Царевича спрятали и перепрятали, а другого мальчонку зарезанного подкинули?

– В том-то и дело, Семен, всяко быть может, в принципе… – задумчиво проговорил Борис Федорович. – Я привык доверять своим глазам. К сожалению, убитого царевича не видел, а надо бы все видеть своими глазами. Знал бы, что так дело повернется, сам бы поехал и своими глазами раскрытыми, а не вприглядку издали на «Углицкое дело» посмотрел… Не полностью доверился бы Василию Шуйскому… Он и сейчас рокочет со всех площадей, что подмены с царевичем не было, к тому же Дмитрий-царевич с раннего детства страдал падучей, а у Отрепьева не было такой болезни-напасти, не страдал Юшка падучей… Хотя и тогда, и сейчас я понимаю одно…

Видя, что государь надолго задумался, боярин легонько покашлял, напоминая о своем присутствии, и спросил с неловким обескураженным видом:

– …Кхе-кхе-кхе…Что ты понимаешь, государь?

– А то, что нельзя было тогда мне ехать в Углич и самому разбираться с гибелью царевича, – тогда бы все, как один, сказали: Годунов приехал следы своего убийства заметать… А я, как на духу, тебе, Семен, говорю: не убивал я восьмилетнего царевича… Сам страдаю от ранних смертей младенцев – мой Иван-первенец, Феодосия – да и зять Иоганн такой же младенец, пусть не по возрасту, да с душой младенческой…

– Знамо дело.

– Что тебе знамо, Семен?

– Что не убивал ты царевича, государь…

– Не выгодно мне тогда было убивать… Что я говорю? Действительно, как на нервах все, голова кругом идет от всего… Но знай, Семен, в лихой момент, когда мне, моему семейству что-то угрожало, вот тогда бы мог пойти на убийство… в принципе, но не на самом деле… Чувствуешь разницу между «в принципе» и «на самом деле»?

– Чувствую, государь!

– А теперь рассказывай, Семен, об удивлении думцев. Чем удивлены мои бояре?