Я - Спартак! Битва за Рим - Валерий Атамашкин

– Как ты, брат? – спросил гопломах.

Тукран только лишь кивнул в ответ. Сейчас ликтору было не до слов, его шатало, рана была глубокой, гладиатора надолго вывели из строя. Я видел, как на глазах могучего гопломаха застыли слезы. Он не верил в случившееся. Я оглянулся. Все было кончено. В гостевом зале был учинен погром. Перевернутые столы, стулья, кровь на полу, тела стражников, подносы с едой, пролитое вино…

– Уходим! Быстрее! – я услышал собственные слова со стороны.

Действительно, пора было уходить. Заветный выход наконец был пуст. Я не знал, что нас ждало за дверями, но пока у нас был шанс выбраться из ада, которым обернулся наш утренний рай, следовало сматывать удочки. Терять людей я не имел никакого права.

– Уходим, – повторил я.

Мы двинулись к выходу. Я, Нарок, Митрид и Рут, подставивший плечо Тукрану, который с трудом передвигался без помощи. Вслед за гладиатором на полу оставались крупные капли алой крови.

– Они уходят!

Контуберния стражников застыла в другом конце переулка, но при виде нас дала деру, не намереваясь вступать в схватку. Послышался четкий приказ декана отступать, он повторил его несколько раз. Я с недоумением переглянулся с Рутом, который растерянно пожал плечами, как и я, не понимая, что происходит. Почему стражники вдруг отступили, а не предприняли попыток задержать нас?

Нарок и Митрид было бросились вслед за отступающими, но я остановил своих ликторов.

– Пусть уходят! – заверил я.

– Но они уйдут, Спартак! – вскричал Нарок, нехотя останавливаясь.

Митрид вовсе изверг поток ругательств и от плеча рубанул спатой по бревну, лежавшему рядом со стойлом. Лошади испуганно заржали, а лезвие меча ликтора вошло на добрые два пальца вглубь дерева, застряв там. Митриду пришлось изловчиться, чтобы достать его оттуда. Ликтор сопровождал все это еще более изощренным, самым отборным матом, который мне только приходилось слышать в этих землях.

– Пусть уходят, – повторил я более жестко, чтобы Нарок услышал меня.

– Почему ты решил их отпустить? – Митрид высвободил лезвие из бревна, но никак не мог успокоиться. Красный, словно вареный рак, гладиатор подбежал к своему коню и принялся развязывать узел, чтобы высвободить жеребца.

– Успокойся! – как можно спокойнее сказал я.

– Тогда объяснись! – всплеснул руками Нарок.

– У меня нет никакого желания вляпаться в засаду, а если мы бросимся за ними, то угодим прямо туда! – заявил я. – У меня на руках раненный, рисковать впустую я не могу!

Нарок задумался, кивнул и только теперь опустил свой меч. Митрид молча продолжил свои безуспешные попытки отвязать своего коня. Руки гладиатора от волнения тряслись, поэтому я, не задумываясь, перерубил узел, освобождая ликтора от ненужной работы. Мой Фунтик, как и еще четверо наших скакунов, стояли у стойл, готовые к дороге. Гай Арт-младший сделал все как положено и подготовил лошадей в путь. Времени не было. Я не знал, насколько был подкован местный начальник караула и сталкивался ли он с чем-то подобным ранее, но первое, что сделал бы в подобной ситуации лично я, так это перекрыл все выезды из Беневента для группы рабов. Учитывая, что начальником стражи здесь был Арт, опытный ветеран римского легиона, я был готов ручаться, что сейчас на выезде из города уже стоят контуберния или две римских солдат. Декан, говоривший со мной в каупоне, наверняка блефовал, когда говорил, что начальник караула тупо стянет к заведению брата весь городской караул и этим отрежет все наши пути к отступлению разом. Нет, ключевые посты в городе не могли быть брошены. Похоже, Арт вполне трезво рассудил, что три контубернии справятся с горсткой рабов, но перестраховался на случай непредвиденного форс-мажора. Вести о разгроме контуберний в городской забегаловке, вкупе со смертью Гая Арта, его сына и собственного племянника Марка Кагата, заставят начальника караула поднять Беневент на уши, действовать более решительно. Все это были предположения и гипотезы, для подтверждения или опровержения которых у меня не было доказательств. Независимо от действий городской стражи, я решил, что вернее всего будет попытаться вырваться из города по уже знакомой дороге, той, через которую мы попали в Беневент. Пусть эта дорога была центральная, но плутать, искать другие дороги и варианты у меня не было никакой возможности. Не хотелось заблудиться среди узких городских улочек, а по итогу оказаться в западне. Мы оседлали жеребцов и тут же пустили коней в галоп. Рут взял на себя ответственность следить за Тукраном, помог гладиатору взобраться на коня. Коня Тукрана было решено оставить в стойлах. Речи о том, чтобы гладиатор передвигался верхом самостоятельно, не было. Тукран все время молчал, но главное – был в сознании. За время, пока продолжался наш разговор, Рут успел наложить на рану Тукрана повязку и остановил кровотечение, но в ближайшие часы рану следовало обработать как следует, если мы хотели, чтобы ликтор остался жив. Было бы наивно полагать, что Тукран выдержит тяжелый переход к Риму, но я тешил себя надеждой, что, выбравшись из Беневента, мне удастся прижечь рану и обработать, чтобы дать гладиатору возможность побороться за жизнь. Силы покидали Тукрана, как бы ни крепился гладиатор, каким бы невозмутим ни казалось его лицо, я понимал, что шансы Тукрана выжить складывались из тысячи и одного фактора.

– Пошел, пошел! – я подогнал Фунтика, конь чувствовал мое напряжение и сопротивлялся.

Я первым выскочил на широкую улицу, выводившую из переулка, в котором пряталась каупона Арта, и направил Фунтика к выезду из города. За мной устремились Рут, Нарок и Митрид. Настал полдень, на улицах Беневента было многолюдно. Люди шарахались в стороны при виде нашего небольшого отряда. Было от чего. Перепачканные в крови, с мечами наголо, мы распугивали прохожих, которые разбегались с криками по переулкам, прятались за прилавками с фруктами, мясом и ювелиркой. Кто-то замирал от ужаса, прижимался к стенам домов, провожал наш небольшой отряд совершенно безумным взглядом. Я видел в лицах людей страх и отчаяние. Слухи о Каннах успели добраться до Беневента, и горожане всерьез опасались за участь своего города. Нарок с Митридом не церемонились и отталкивали зазевавшихся, вставших в ступор горожан, которые затрудняли нам путь. К стыду беневентцев, никто из них не остановил нас, хотя у многих из них было оружие в домах и стоило им сплотиться в один кулак, перегородить нам путь, как у моего отряда не осталось бы ни единого шанса. Но единственное, на что были способны эти люди, – это звать стражу, да и то лишь тогда, когда наш отряд оставлял за собой поднятую пыль дороги, а мы больше не представляли для горожан никакой опасности. Выглядело это жалко и отвратительно. Я представлял, что здесь произойдет, заявись в эти края латифундийские беглецы, в отличие от нас представляющие реальную угрозу. Рим, знаменитый своими легионами, во многом державшийся на их могуществе, в разрезе представлял из себя жалкую, обреченную картину. Республика начала гнить изнутри.

Впрочем, интересовало меня другое. Я не видел, куда подевался отряд стражников, бежавший от нас из переулка. На какую дорогу свернули караульные и как быстро они сумеют донести вести о нашем приближении. Надеяться на оплошность начальника караула я не имел никакого права, поэтому смотрел в оба, готовый в любой момент принять бой.