Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Что касается склонности Петрова к обильным возлияниям, то слова из песни не выкинешь. Он мог крепко выпить, но проверить, насколько соответствовала действительности история о ночевке в канаве, не представляется возможным.

Наконец, обвинение в мошенничестве и воровстве. Если Владимир побывал в воровской шайке и прошел через колонию, оно может показаться обоснованным. И все-таки… В Австралии руководство посольства его тоже обвинило в краже казенных денег, выставляя перед местными властями уголовником и рассчитывая, что они вернут перебежчика. Фактов, подтверждавших это, не приводилось. Но примечательно, что перед тем, как распрощаться с посольством и родиной, Петров вернул все подотчетные средства, отчитался по всем расходам.

В советских загранпредставительствах взаимные финансовые претензии – дело обычное. Сотрудники получают мало, берегут накопления и сверхчувствительны ко всем денежным вопросам.

То, что Петров хотел досадить Рыбкиной, не вызывает сомнений. Они были одногодками, но Рыбкина отличалась хорошим образованием, эрудицией, культурой, умением общаться с людьми, знаниями и манерами европейцев. Петров был ей откровенно антипатичен, она не скрывала этого и он платил тем же.

Резидент Б. А. Рыбкин участия в этом конфликте практически не принимал, так как покинул Стокгольм раньше, чем его супруга, весной 1943 года, то есть практически сразу после приезда Петровых.

Владимир и Евдокия были со своей стороны пристрастны, характеризуя этих разведчиков (в своей книге они называли их Ярцевыми) как «второразрядных оперативников», которым не доставало профессионализма. Петров вроде бы отдавал должное Рыбкиной, признавал, что она «работала яростно, с поразительной самоотдачей, вкладывая в работу всю свою нервную энергию». Но тут же добавлял, что ее работа «отличалась поверхностностью» и ее «волновало количество, не качество»[375]. Имелось в виду, что Рыбкины якобы частили с телеграммами и писали их на основе газетной информации.

К подобным оценкам нужно относиться критически. С точки зрения профессионализма Ярцевых (Рыбкиных) и Петровых трудно сравнивать. Владимир приобрел кое-какой опыт оперативной работы, но в полной мере ее навыками так и не овладел, что проявилось в Австралии, где он выступал в роли резидента. А Рыбкины были разведчиками от бога, их заслуги перед своей страной широко известны.

С другими шефами резидентуры в Стокгольме у Петровых сложились неплохие отношения и отзывались они об этих руководителях достаточно лестно.

После возвращения из Швеции в 1947 году супруги продолжили работу в аппарате внешней разведки, который переводили из одного курирующего ведомства в другое. В феврале 1941 года из НКВД выделился Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ), затем, в июле того же года, произошло «обратное слияние». В 1943 году вновь возник НКГБ, чтобы в 1946 году преобразоваться в Министерство государственной безопасности (МГБ). В 1947 году власти предприняли эксперимент, соединив политическую и военную разведку. В итоге образовался Комитет информации (КИ) при Совете министров СССР.

КИ располагался на тогдашней окраине Москвы, в Ростокино, и Петровым приходилось тратить около полутора часов на дорогу. Они с облегчением вздохнули, когда этот бюрократический проект начал разваливаться. В 1949 году внешнюю разведку вернули в Первое главное управление МГБ, а военную – в ГРУ Генштаба. От Комитета информации мало что оставалось, однако по инерции эта структура просуществовала до конца 1951 года.

Евдокия вплоть до отъезда в Астралию работала в КИ в секторе Швеции (также ей было поручено «присматривать» за советскими рабочими, трудившимися на угольных шахтах Шпицбергена), а Владимир перебрался назад, на Лубянку. Он «мониторил» советские колонии за рубежом, занимался проверкой лояльности моряков советских судов, заходивших в порты стран, которые были расположены в нижнем течении Дуная: Австрии, Венгрии, Чехословакии, Югославии, Болгарии и Румынии, а также членов советских делегаций, отъезжавших на Запад.

Обоих повысили в звании – до подполковника и капитана. В 1950 году Евдокия вступила в Коммунистическую парию.

В 1949 году у Петрова умерла мать. Приехав хоронить ее в родную Лариху, он был потрясен тем, во что превратилась деревня. Коллективизация, раскулачивание, вся чудовищная сельскохозяйственная политика правящего режима принесли свои плоды. На деревне лежала печать упадка. Из 360 домов, имевшихся в Ларихе во времена детства и юности Петрова, осталась треть. И эти оставшиеся были в ужасном состоянии – полусгнившие, разваливающиеся.

Со смертью матери в семье Шороховых, кроме Афанасия, теперь ставшего Владимиром, никого не осталось. Брата Ивана убили. Очевидно, это было уголовное преступление, какое именно Петров не уточнял. Александр погиб на фронте под Сталинградом.

Через четыре года после возвращения из Швеции Петрову предложили длительную командировку в Австралию. Хотя загранработники считали ее «захолустьем», туда стремились и мидовцы, и «соседи». Австралия славилась как западная страна «со всеми удобствами», вдалеке от острых международных конфликтов. Размеренный ритм жизни, никаких социальных катаклизмов, сравнимых с теми, что досаждали Франции, Англии или США. Наконец, климатические условия благоприятные.

Попасть в Австралию было непросто. Нужно было знать ходы в ведомственных коридорах, иметь протекцию большого начальства или добиться каких-то особенных успехов в работе. Каким именно способом добился престижного назначения Петров, можно только предполагать. Возможно, руководство исходило из присущих ему качеств – исполнительности и лояльности. Что, как выяснилось впоследствии, не было равнозначным преданности родине.

Отъезд в Австралию оказался для Петрова как нельзя более удачным, принимая во внимание большую чистку, начавшуюся в МГБ в июле 1951 года, после ареста министра госбезопасности В. С. Абакумова. Все ведомство перетряхивали, искали «врагов народа». Конечно, эти неприятные события лучше было пересидеть подальше от родины.

Еще существенная деталь. В командировку Петров отбывал по линии Министерства государственной безопасности, а завершал ее как офицер Министерства внутренних дел. После смерти Сталина в марте 1953 года Л. П. Берия, возглавивший МВД, поспешил «влить» в это ведомство МГБ, чтобы вновь сосредоточить в своих руках все рычаги «органов», включая разведку и контрразведку. Таким образом, на излете своей карьеры Петров оказался подотчетен МВД, куда направлял свои донесения и откуда получал соответствующие инструкции.

В Австралии Петрова ждала оперативная работа, в том числе, «в поле». Опыта, как отмечалось, у него было маловато. Шифровальное дело освоил, с контрразведывательными функциями справлялся, успешно следил за «своими», выявляя неблагонадежных. Теперь же предстояло устанавливать полезные связи с представителями страны пребывания, заниматься вербовкой, узнавать чужие тайны, добывать секретные документы. В Швеции он кое-чему научился, но это были азы разведывательного дела. Выручало то, что там было на кого опереться. В Австралии Владимир надеялся на то, что его поддержит и прикроет резидент, и, вероятно, не рассчитывал самому оказаться в этой роли. Это стало для него серьезным испытанием.