Хулиган напрокат - Алёна Черничная

Но ложку дегтя в этот день все-таки пришлось добавить. И ей оказывается Смирнов. Если честно, то после нашей недопрогулки с ним по набережной и похищения меня оттуда Максом, я особо и не вспомнила про Алекса.

Немного не до него было.

А вот на собрании студенческого совета пришлось вспомнить про то, как оставила его на набережной со сладкой ватой в руках.

И теперь я несу огромный букет роз, с которым проскальзываю к свободной парте. Придется сочинять дедушке, что это подарили одногруппнице, а у нее аллергия.

Все таращатся на меня в открытую. Кое-кто из девчонок даже просит сделать с цветами селфи. На меня никак не реагируют в аудитории только двое: Майер и Смирнов.

Хотя нет. Инга лишь единожды бросает на меня колючий взгляд, а я не удерживаюсь от ехидной улыбки в ответ. Не специально, оно так выходит само. Будет знать, как распускать свои когти. Видимо, толика наглости и самоуверенности Макса передалась мне половым путем.

Но Алекс сидит и втыкает в свой телефон. Наверное, мне надо извиниться. Та ситуация на набережной вышла немного… своеобразной.

Поэтому я делаю вдох, поправляю подкатанные рукава на своей рубашке и уверенно направляюсь к Алексу, пока мой букет становится звездой чужих инстаграмов.

— Привет, — осторожно начинаю я, притормозив у парты Смирнова.

— Привет, — монотонно произносит он, даже не отлипнув от телефона.

Н-да. Очень дружелюбно, но делать нечего. Надо сгладить это напряжение, которого не было даже после того разговора в подсобке и моего приглашения на свидание. Боже, и что тогда меня вообще на это дернуло?

— Леш, я… в общем, извини за ту ситуацию в парке. Я не знала, что Макс… — бормочу пристыженно. Чувствую себя глупо, потому что за моей спиной сейчас лежат подаренные Ольховским цветы.

Смирнов неожиданно резко поднимает голову, а в его синих глазах искрится лед.

— Синичкина, знаешь, что я понял?

Верчу головой и настороженно выгибаю бровь: что?

— Ты и Ольховский оба чокнутые, — нелюбезно декламирует Алекс.

Моя челюсть слегка припадет, а глаза ошалело распахиваются. Но я даже не начинаю спор. Ведь он прав.

Я точно теперь чокнутая и помешанная на Ольховском.

***

— Сколько у тебя завтра пар? — сиплым шепотом Макс оставляет теплый след на моей шее.

Я сильнее зарываюсь пальцами в его мягкие волосы и теснее льну к нему. Прижимаюсь носом к вороту футболки-поло, с наслаждением вдыхая аромат дорого парфюма. Минимум полчаса у меня не получается выйти из машины Макса, припаркованной за моим домом возле торгового центра. Ну это так. В целях конспирации от моего дедушки.

Максим и я то целуемся, то обнимаемся в его тачке. Сегодня мы решили разнообразить свой досуг и провести его вне кровати. Ольховскому вдруг приспичило посадить меня за руль и научить не путать педали.

Поэтому, забрав меня после пар, он отвез куда-то за город на заброшенный аэродром. И как оказалось, когда я и Макс остаемся наедине, а рядом нет ни одной живой души, то и вместо кровати можно использовать сиденье машины.

— Много, — вздыхаю я и отстраняюсь. Приглаживаю его растрепанные волосы, уже ощущая какую-то тоску в груди. — Мне пора…

— Сколько бы ни было, я тебя заберу. Что-то мне показалось, ты так и не вкурила где газ, а где тормоз. Надо повторить, — нахально сверкнув глазами, Макс откидывается спиной на свое сиденье и вальяжно растекается по нему. И вдруг задумчиво усмехается. — Это так странно — встречаться тайком.

Вздыхаю еще раз, но только гораздо протяжнее с острым чувством вины.

— Ты же понимаешь, что дело не в тебе…

— Да-да, Аркадий Борисович мне на пересдаче жизни не даст, если узнает, кто подвозит домой его внучку и что вытворяла она полчаса назад в моей машине, — Ольховский коварно стреляет в меня глазами, а его ладонь тянется через ручник и ложится на мое бедро. — Надеюсь, после экзамена я смогу свободно заявить твоему деду, что ты теперь моя девушка.

Даже через ткань джинсов ее тепло приятно расползается по коже. Как и головокружительные мурашки от фразы: «моя девушка». Но это быстро остужается одним словом.

Резким, как метко пущенная стрела.

Пересдача.

За прошедшие несколько дней мы даже не возвращались к этой теме. Как-то все другие проблемы и наша изначальная договоренность быстро отъехали на второй план. Словно не это стало началом всех приключений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А когда экзамен? — аккуратно интересуюсь я, делая вид, что воробьи, прыгающие перед капотом машины, мегаувлекательное зрелище.

— Пока точно не знаю. Мне должны сообщить из деканата. Возможно, конец этой недели или начало следующей.

Беспокойно покусываю свои губы, гипнотизируя воробушков.

Значит, у меня в запасе еще есть несколько дней, чтобы настроиться и побороть свою совесть. Что-то в последнее время она все сильнее и угрожающе нависает надо мной неприятной тенью. Я должна отдать Максу украденные у дедушки ответы. Нехорошо поступить с одним близким человеком, сделав пакость за его спиной, но помочь другому…

Тому, кто сейчас снова обвивает мою талию руками, тянется ко мне с водительского места и тихо, и хрипло произносить мне в губы.

— До завтра?

От этих двух слов по моему низу живота разливается сладкая боль. И в ответ Макс получает самый жаркий и долгий поцелуй.

Домой я прихожу с затуманенной головой.

У меня немного дрожит внутренняя часть бедер, и от мысли, как я получила эти ощущения, приходится даже потрясти головой и крепко зажмуриться.

Надо прийти в себя, а то итоговый доклад по социологии на зачет я напишу в жанре восемнадцать плюс.

Скинув сумку и кеды у двери, я прислушиваюсь к происходящему в квартире. Кажется, дед чем-то занят у себя в спальне, потому что оттуда доносится его недовольное бухтение.

— Дедуль, я здесь, — обозначаю свой приход криком на весь дом и направляюсь к себе.

Но дедушкина седая голова высовывается в коридор, а потом и он весь сам: в линялой домашней одежде и своих старых тапках.