Лейла, снег и Людмила - Кафа аль-Зооби

Стойкость депутатов, добивавшихся исполнения закона, их заседания, проходившие при свечах, их вечера с патриотическими песнями и стихами, затем демонстрации, вспыхивавшие ежедневно на площадях и улицах Москвы в поддержку депутатов, – все это было подобно дозам кислорода и сгущенной крови, которыми питали раненое тело, чтобы вдохнуть в него жизнь. И Рашид дышал в точности так, как если бы реанимировали его самого.

На протяжении двух недель он проводил большую часть времени перед телевизором, наблюдая прямую трансляцию с поля сражения. Иногда вставал, чтобы позвонить по телефону, и кричал на Галину, если та, воспользовавшись моментом, переключала на другой канал. Он разговаривал с друзьями, чтобы те разделили с ним эти жизненные потрясения.

– Это то, во что я всегда верил в глубине души: битва не окончилась так просто, как казалось. Борьба еще идет, но это долгая и тяжелая борьба. То, что происходит сейчас, доказывает, что честные люди легко не сдаются. Ты слышал, что сказал сегодня …? Это заявление, свидетельствующее о сильной позиции и воле. Дружище, я настроен оптимистически. Даже если эта битва не принесет им победы, она вновь откроет борьбу, которая, как нам казалось, окончилась навечно.

Надежда его оказалась напрасной. Силой оружия битве был положен конец – на тринадцатый день пушки танков обстреляли здание парламента, и там вспыхнул огонь. Осажденные вышли из здания – или полумертвые, или побежденные – как казалось Рашиду, навсегда. Затем на танки поднялись подростки и стали танцевать, радостно размахивая российскими флагами. Триколор объявил о своей победе над красным пламенем, все еще вспыхивавшим в окнах, над алой кровью, вытекавшей из раненых тел, над светом свечей, над словами стихов и гимнов, которые разорвались, разлетелись и сгорели.

Все это Рашид не просто наблюдал на экране телевизора, – случившееся вспыхивало, сгорало, истекало кровью в пространстве его души, и он испытывал все большее удушье, задыхаясь. Когда Ельцин объявил о своей полной победе со словами: «Мы сегодня расчищаем остатки той грязи, которая скопилась за последние семьдесят лет», в душе Рашида умерли последние надежды и мечты. Его дух остался блуждать во мраке, обнаженный, бледный, не в силах выбраться из костра, и разгораясь, словно в вечном аду.

В один из тех вечеров зазвонил телефон, и Галина, подняв трубку, недовольно сказала:

– Это твоя землячка, хочет поговорить с тобой.

– Скажи ей, что я сплю. И вообще, если позвонит еще раз, отвечай, что я не хочу ни о чем с ней говорить.

Галина осталась довольна ответом до такой степени, что тотчас передала его слова буквально. И хотя Рашиду была неприятна ее грубость, он не выразил возмущения. Вместо этого укрылся одеялом с головой, безуспешно пытаясь уснуть.

Лейла следила за событиями в Москве с тем же волнением, напряжением и надеждой, и когда все окончилось так печально, не устояла перед желанием поговорить с Рашидом. Но он отказался. Она ожидала такую реакцию, но все же позвонила со слабой надеждой, что он ответит, и она спросит о его делах и скажет, что тоже потрясена произошедшим.

За то время Лейла ни разу не встретилась с Женей. И когда события окончились, решила навестить его. Хотелось встряхнуться, освободиться от тревоги последних дней. Но едва вошла в квартиру, остолбенела и возмутилась: Женя заканчивал картину, где она была изображена нагой. Лейла не поверила своим глазам: «Кто позволил тебе? Как ты можешь делать это без моего разрешения?!» Она кричала и в ярости поливала картину красками, словно сама стояла обнаженная перед публикой, не зная, чем прикрыть наготу. Женя пытался остановить ее, но она залила краской и его, затем бросила картину на пол и стала резать ножом, оказавшимся под рукой.

– Ты сумасшедшая! Перестань! – голосил Евгений, но она не переставала рвать картину.

– Зачем ты это сделал? Зачем? – спрашивала она, тяжело дыша.

– Я пишу все, что заслуживает быть запечатленным.

– Но я запретила тебе делать это! Тебе следовало считаться с моим мнением!

– Я не нашел убедительного объяснения твоему запрету.

– Это не твое дело – убедительно или нет! В любом случае ты должен был считаться с моим желанием! – кричала Лейла, хватая другие картины, на которых он изобразил ее в одежде, и разрывая их тоже, сама не зная почему.

Нервы ее не выдержали. Лейла упала и разрыдалась. А Женя, облитый краской, стоял неподвижно, ошеломленно глядя на уничтоженные картины.

В последовавшие дни она не находила себе места – от гнева, обиды, переживаний, размышлений о Рашиде, отце и сплетнях. Она шагала по улицам, и горизонт впереди разрывался и заливался красками разных тонов, и все они были мрачными. Ни радуги после дождя. Ни звездочки на небе. Небо в Петербурге далекое, и темнота его мягкая, без звезд.

Они не виделись месяц. Женя не пришел к Лейле, как она ожидала. Вначале она хотела, чтобы он извинился. Потом ей хотелось, чтобы он просто пришел. А когда этого не случилось, она стала биться в темноте в поисках проблеска света, способного спасти ее от всего, – в поисках любви.

Лейла добралась до квартиры Евгения изможденная. Она мечтала броситься в его объятия, послать к черту весь мир и спастись самой.

Она нашла его с девушкой. И ощутила полную безысходность – не было пути ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево. Все исчезло, оставив место одной-единственной мысли: любви нет.

Лейла слышала разговор и не улавливала его смысл. В конце концов, девушка ушла, и Женя затащил Лейлу к себе. Она продолжала стоять и не слышала его. Потом сказала, глядя куда-то в пустоту:

– Я не предполагала, что ты способен мне изменить.

– Мне очень жаль, но ты не должна забывать, что я ничего не обещал тебе.

Она взглянула на него с укоризной, словно видела впервые:

– А по-моему, любви для этого достаточно. Она сама по себе обещание.

– Лейла, послушай, мы очень разные…

– Я считала, что любовь способна заполнить все пропасти между нами.

– Прошу тебя, будь рассудительней и постарайся понять меня. Я художник и жажду свободы. Мое искусство не терпит никаких оков. А ты…

– Не надо философствовать, Женя, – перебила она его, – все гораздо проще: тебе захотелось попробовать любовь с брюнеткой – не больше и не меньше. Ты попробовал, и тебе оказалось достаточно.

– Скажем, что я решил, будто и тебе захотелось попробовать любовь с блондином.

– Мне никогда не приходило в голову, что ты смотришь на любовь как на эксперимент.

– Лейла! Вопрос…

– Хватит! Я не хочу больше слушать!

На улице она начала рыдать, – мир для нее таял в кромешной тьме.

Люда заметила ее состояние и попыталась разговорить и утешить.

– Я уверена, что ты страдаешь от любовной тоски, – замечала она с улыбкой, но Лейла молчала. Если бы Женя не изменил ей, она рассказала бы о нем Людмиле. Но его измена с каждым мгновением все больше превращала ее любовь в обыкновенный грех, и эта мысль ядом отравляла сознание.