Прекрасная незнакомка - Даниэла Стил

– Но ради всего святого, зачем?

– Затем, что ты потеряла стыд, Рафаэлла. И поэтому яименно так и поступлю. Ты не выполнила завета, который давала Джону Генри,выходя за него замуж. Ты опозорила себя и меня. А я не желаю, чтобы моя дочьпревратилась в шлюху. Если же ты не принимаешь моих условий, то говорю тебе прямо:я обо всем сообщу Джону Генри.

– Боже мой, папа… пожалуйста… – Она была почти вистерике. – Это моя жизнь… ты убьешь его… папа… пожалуйста…

– Ты опозорила мое имя, Рафаэлла. – Он так и неприблизился к ней вплотную, а отвернулся и сел за стол.

Она смотрела на него, только сейчас начиная осознавать весьужас случившегося, и впервые в жизни почувствовала ненависть к другомучеловеку. Войди сейчас в комнату Кэ, она задушила бы ее голыми руками. Новместо этого она в отчаянии повернулась к отцу:

– Но, папа… почему ты должен так поступать? Я взрослаяженщина… ты не имеешь права…

– Имею! Ты слишком долго жила в Америке, милая. Ипохоже, совсем отбилась от рук за время болезни мужа. Мадам Вилард сказала, чтопыталась вас образумить, но напрасно. Она считает, что если бы не ты, то онвернулся бы к жене, остепенился и имел бы своих детей. – Он осуждающе, супреком смотрел на нее. – Как ты можешь так поступать с людьми, которыхякобы любишь?

Его слова резали ее без ножа, и некуда было скрыться от егопронзительного взгляда.

– Но меня волнует не тот человек, а твой муж. Именноему ты должна была сохранять верность. Я не шучу, Рафаэлла, я все расскажу ему.

– Это убьет его, – сказала она почти спокойно, нов глазах ее еще стояли слезы.

– Да, – отрезал отец. – Это убьет его. Новиновата в этом будешь ты. Подумай об этом в Санта-Эухении. И я хочу, чтобы тызнала, почему уезжаешь сегодня же. – Он встал, и в его непроницаемом лицевдруг что-то дрогнуло. – Я не могу допустить, чтобы в моем доме оставаласьгулящая девка, пусть даже на одну ночь.

Он подошел к двери, распахнул ее, поклонился и жестомпопросил дочь удалиться. Он смотрел на нее долгим тяжелым взглядом, а онастояла перед ним, разбитая и униженная.

– Всего хорошего, – произнес он и захлопнул дверьза ее спиной, а ей едва хватило сил добраться до ближайшего кресла и рухнуть внего.

Рафаэлла была так разбита и потрясена, что никак не могласобраться с мыслями. И она просто оставалась сидеть в кресле, ошеломленная,растерянная, напуганная и сердитая. Как он мог с ней так поступить? Понимала лиКэ, что делала? Представляла ли она, что ее письмо вызовет настоящуюкатастрофу? Рафаэлла просидела в оцепенении около получаса, взглянула на часы ивспомнила, что отец взял ей билет на другой рейс и пора ехать.

Она медленно подошла к лестнице, бросив взгляд на дверькабинета. У нее не было желания прощаться с отцом еще раз. Он высказал ей все,что считал нужным, и Рафаэлла не сомневалась, что он непременно явится вСанта-Эухению. Она не собиралась обрушиваться на него с проклятиями за то, чтоон уже сделал или грозился сделать. Но отец не имел права вмешиваться в ихотношения с Алексом. И хотя она не собиралась ругаться с ним, она не оставитАлекса. Она спустилась вниз, надела маленькую шляпку с вуалью и обнаружила, чтоее чемоданы никто и не думал вынимать из багажника, а шофер поджидал ее удверей. Собственный отец выставил ее за дверь, но она так разозлилась, что ейбыло на вес наплевать. Всю жизнь он обращался с ней как с вещью, частьюобстановки или недвижимостью. Но теперь она не позволит ему распоряжаться еежизнью.

А в Сан-Франциско как раз в то самое время, когда Рафаэллаехала обратно в парижский аэропорт, в доме Алекса прозвучал странный телефонныйзвонок. Он смотрел на свои руки, лежащие на столе, и ломал голову над тем, чтоэтот звонок мог означать. Он определенно имел отношение к Рафаэлле, но большеАлекс ничего не мог к этому добавить. С тяжелым сердцем он ждал назначенногочаса. В пять минут десятого ему позвонил секретарь Джона Генри и попросил зайтик нему сегодня утром, если он свободен. Секретарь сообщил только, что мистерФилипс желает обсудить с ним личный вопрос особой важности. Дальнейшихобъяснений не последовало, да Алекс и не спрашивал ни о чем. Как только ихразъединили, он немедленно попытался связаться с конгрессменом Вилард. Но ее неоказалось на месте, и ответа искать было больше негде. Придется потерпеть паручасов до встречи с Джоном Генри. Старик, конечно, напуган сплетнями о нем иРафаэлле и собирается потребовать, чтобы они прервали отношения. Не исключено,что он уже имел беседу с Рафаэллой, но она решила ничего не рассказыватьАлексу. Возможно, он даже договорился с ее семьей, чтобы ее задержали вИспании. Алекс чувствовал, что надвигается что-то ужасное, и только благодаряпреклонным годам Джона Генри и очевидной важности дела он не решился отказатьсяот встречи. Но он бы предпочел на нее не идти. Обо всем этом Алекс думал,паркуя машину на другой стороне улицы.

Он медленно перешел ее и остановился у тяжелой дубовой двери,которую видел издалека множество раз. Он позвонил, и через минуту перед нимпоявился дворецкий с непроницаемым лицом. На секунду Алексу показалось, что всеслуги в доме осведомлены о том, какое преступление он совершил, и осуждают его.Он ждал наказания, точно мальчишка, наворовавший яблок в чужом саду, – нонет, все было гораздо серьезнее. Если бы не усилие воли, то у него задрожали быруки. Но Алекс понимал, что надеяться ему не на что. Он был обязан предстатьперед Джоном Генри Филипсом, чего бы этот старый человек ни пожелал ему сказатьили сделать.

Дворецкий привел Алекса в парадный зал, откуда слугапроводил его наверх. Через анфиладу комнат на половине Джона Генри навстречуАлексу вышел немолодой уже человек и поблагодарил за то, что тот сразу согласилсяприйти. Он представился как секретарь мистера Филипса, и Алекс узнал голос,который звучал сегодня утром в трубке.

– Спасибо, что согласились прийти вот так сразу.Вообще-то это не похоже на мистера Генри. Вот уже несколько лет он никого неприглашает к себе домой. Я догадываюсь, что это неотложное личное дело, и оночень надеется на вашу помощь. Алекс снова почувствовал тревогу.

– Да-да, конечно. – Он с ужасом осознал, чтобормочет какие-то глупости, чтобы поддержать разговор, и был уже близок кобмороку, когда сиделка пригласила их войти. – Мистер Филипс серьезноболен?

Это был глупый вопрос, ведь Рафаэлла рассказывала ему обэтом, но он совсем лишился присутствия духа, стоя под дверью в спальню ДжонаГенри, в ее доме. По этим комнатам она проходила каждый день. В этом доме онакаждое утро завтракала, вернувшись из его спальни, где они любили друг друга.

– Мистер Гейл… – Сиделка отворила дверь, исекретарь вошел в спальню.

Алекс секунду поколебался и шагнул к двери, чувствуя себяпреступником, добровольно идущим на казнь. Но он сумел взять себя в руки. Он неопозорит Рафаэллу, и раз уж не струсил и вошел в этот дом, то не ударит в грязьлицом. Полчаса назад он переоделся в темный костюм, который купил в Лондоне,надел белую рубашку и галстук от Диора. Но это не прибавило ему уверенности,когда он переступил порог и взглянул на тощую фигуру, лежащую на старинноймассивной кровати.