"Горячие" точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Джордж Фридман

Как считают некоторые, в 1945 году Европа осознала, что национализм ее разрушил и что надо сделать все для предотвращения повторения кошмара. Другие говорят, что силы Европы исчерпаны, что она лишена веры во что-либо, чтобы произошел какой-то серьезный конфликт. Возможно. Но Германия возродилась как главная сила на Европейском полуострове, которую многие, мягко говоря, не любят, а Россия пытается консолидировать свои позиции на континенте и на постсоветском пространстве. Простое рассмотрение этих фактов может дать нам представление о пути, пройденном за очень короткое время.

Накал националистических чувств спал на некоторое время. Но они никуда не исчезли и могут вспыхнуть вновь. Освобожденные от идеологических и религиозных построений, национальные страхи и национальная ненависть ждут своего часа. Сядьте вместе и побеседуйте с поляком, спросите его о том, что он и его семья чувствуют по отношению к немцам и русским. Поговорите с шотландским националистом и получите список обвинений в адрес англичан. Поговорите с бошняками о сербах. Любое представление в розовых тонах о том, что ненависть по отношению к другим нациям изжита, быстро улетучится. Историческая память европейцев живет как будто вне времени. Дела давно минувших дней присутствуют в современной жизни, иногда даже более реально, чем недавние события. Все эти воспоминания постоянно всплывают в коллективной памяти. Они не стали такими опасными, как это было ранее, но они могут стать весьма влиятельными.

Европейская чувствительность к прошлому отличается от американской. Американцы в своих мыслях пребывают в будущем. Прошлое для них кажется тривиальным. Место, где начались сражения американской Гражданской войны, находится в Манассасе. Сейчас здесь стоит торговый центр… Американцы помнят свою историю, но не с той тоской и гордостью, которые есть у европейцев, попытавшихся с 1945 года впасть в коллективную амнезию. Это сработало на какое-то время, но историческая память никуда не делась.

Вы можете это особенно ярко ощутить на пограничных территориях, которые представляют собой целые регионы, а не воображаемые линии. Это районы, где встречаются и смешиваются друг с другом различные нации. В Европе есть много пограничных территорий. В рамках проекта ЕС была предпринята попытка ликвидировать большинство из них. Это — как если бы вдруг каким-то актом отменялись бы все различия между нациями. Но все старые таможенные пункты пропуска остаются на месте, на дорогах, на старых границах. Путешествуя, их легко не заметить. Но открыть их снова будет также несложно. На континенте, где германская мощь сметает все границы, на этот раз в виде всеподавляющего экспорта, сколько еще времени пройдет перед тем, как таможенные пункты возобновят свою деятельность? А что произойдет с границами между странами — членами ЕС и их соседями, не входящими в единую Европу? Например, с границей между Словакией и Украиной?

Я пересекал эту границу однажды в сентябре 2011 года. Это заняло несколько часов на украинской стороне. Словацкие пограничники вели себя особо настороженно по отношению к украинцам, въезжающим в ЕС. Пограничники были грубы так, как будто продолжается холодная война. На пропускном пункте не было туалета. Но если очень нужно, то его отсутствие не останавливает. Я вышел из здания, в котором в государственном магазине продавали виски «Johnnie Walker Black», но не было туалета. Я зашел за это здание. Пограничница (конечно, женщина!) ринулась за мной, чтобы остановить это дерзкое попрание украинского достоинства. Я помахал своим американским паспортом. Она успокоилась и удалилась. Я опять ощутил себя в 1975 году, когда американский паспорт обеспечивал тебе две крайности — либо арест, либо прием с королевскими почестями.

Люди, находившиеся в пограничной очереди, разговаривали на множестве языков. Одна группа венгров стояла рядом со своими машинами и щелкала арахис. Они бросали шелуху на землю. Та же самая пограничница набросилась на них с громкими криками, очевидно требуя, чтобы они убрали за собой. Даже издалека было понятно, что за этой стычкой стояла какая-то история, но мне не хотелось об этом знать. Однако венгры могли говорить по-украински, и наоборот… К сваре присоединились какие-то румыны, все понимали их тоже. Я заговорил с венграми по-венгерски. Они челночили через границу, ввозя в багажниках своих машин товар из ЕС на Украину. Конечно, у них «были договоренности», и я предполагаю, что пограничники хорошо знали этих челноков с разных сторон, на что указывала злоба по поводу орешков.

Каждый знал каждого. Они все понимали языки друг друга. Они словно сговорились, вели себя так, будто бы показывая свое желание, чтобы границы не было. Но повсюду ощущалась история. Не только из-за мелкой личной ругани вокруг орешков. Но смесь словаков, венгров, украинцев, румын при определенных обстоятельствах и под определенными воздействиями может стать гремучей. Какой была в прошлом. Эта история уходит в глубину веков, память о давних событиях никуда не исчезла.

Для стирания пограничного характера регионов требуется долгое время. Это одна из глубоких объективных проблем ЕС. Можно попытаться забыть о ее существовании. Можно постараться простить, забыть, сделать вид, что не помнишь о ней. Но память, страх и злоба никогда до конца не уйдут. А если где бы то ни было наступят трудные времена, воспоминания окажутся тут как тут, вместе со страхами и ненавистью. Европейцы думают, что прошлое не повторится. Они пытаются забыть Югославию и Кавказ. Они игнорируют Украину. Но старые привычки трудно преодолеть.

Подготовка, подписание и введение в действие Маастрихтского договора должны были означать, что Европа окончательно вступила в эпоху мира. Однако по злой иронии эта важнейшая веха в европейской истории — фактическое создание Европейского Союза — совпала с началом крупных военных конфликтов — на Балканах и Кавказе. В результате на Балканах за десятилетие 1990-х погибло около четверти миллиона человек, в армяно-азербайджанском противостоянии — около 115 000. Кроме того, сотни тысяч вынужденно стали беженцами. Конечно, Маастрихтский договор не являлся причиной этих войн, а все конфликтующие стороны не были членами Евросоюза. Что это — просто совпадение? Действительно, с момента образования ЕС на европейской земле случилось больше войн, чем в период с 1945 по 1992 годы.

Многие европейцы либо игнорируют этот факт, либо стараются избежать его упоминания. Они полагают, что Югославия являлась уникальным явлением, выпадавшим из общеевропейского контекста и не отражавшим новые европейские реалии, а Кавказ — это вообще не Европа. Трагические события XX века, массовые убийства, империализм — все это способствовало стремлению Европы доказать миру, что ей есть чем гордиться, продемонстрировать свою экстраординарность со знаком плюс. В частности, Европа хорошо усвоила тот урок, что война не стоит затрат (любых, не только материально-финансовых) на нее, а поэтому в новом европейском обществе война осталась в прошлом. И это важнейшее достижение является тем, что Европа может предъявить миру в качестве образца, к которому надо стремиться, азам которого нужно учиться. По мере возврата процветания продолжительное мирное существование стало ключевым фактором возрождения континента. Войны на Балканах и Кавказе не вписывались в такую парадигму, поэтому европейцам было очень важно убедить всех и себя в первую очередь, что эти конфликты не были по сути европейскими. Но они были ими, что говорит лишь о хрупкости мирного сосуществования народов.