Хищник - Макс Мах

– Да! – раздраженно откликнулась Дарья, не открывая глаз. – Мог бы и поделикатнее как-нибудь…

– Это не управляющий, – голос Егора Кузьмича Дарья узнала даже сквозь сон, потому, наверное, и проснулась. Притом сразу. Без перехода.

– Что-то случилось?

– Что-то всегда случается, на то и жизнь, – вздохнул Кормчий. – Лучезарная привезла «груз» и лоцмана, – сказал он тем тоном, каким обычно перечисляют маловажные факты, – желает лично убедиться в соблюдении условий сделки…

– Но? – Дарья уже проснулась и села в постели, одновременно потянувшись к папиросам, оставленным с вечера на прикроватном столике.

– Скорее, «и», – снова вздохнул Кормчий. – Она хочет, чтобы вы, княгиня, сопровождали ее лично.

– И поэтому вопреки протоколу вы звоните мне прямо в постель? – За спиной шевельнулась Грета, но Дарья вдруг поняла, что уже не вполне уверена в том, кто теперь находится в ее постели. Ночью это была Грета, тут и спорить не о чем, но вот сейчас… Запах изменился, психический фон, то да се…

– Вопрос деликатный! – возразил Егор Кузьмич. – Зачем нам лишние свидетели?

– Я не одна.

– Я знаю.

– Вы контролируете всех на борту?

– И за бортом, – усмехнулся в ответ Кормчий.

– А как же тогда Либерте, Эгалите, Фратерните? Свобода, равенство, братство…

– Одно другому не мешает, – Было очевидно, Егора Кузьмича голыми руками не возьмешь. – Вам же сказано, княгиня, «Первый среди равных». Вы акцентируете слово равных, а я – Первый. Чувствуете разницу?

– Значит, есть хозяин и у вольного народа, – Дарья закурила, но оборачиваться не стала.

– Теория не всегда совпадает с практикой. Впрочем, Дарья Дмитриевна, вы же знакомы с теорией и практикой коммунизма, и как вам оне?

– «Оне» разные бывают, – Дарья действительно лично знала довольно много коммунистов, и с одним из них – между прочим, бывшим партизанским комбригом – даже спала какое-то время. Встречались среди них разные люди, как и всюду. Попадались и идейные, но численно преобладали все-таки реалисты. Однако не в этом дело. И над идеалистами, и над прагматиками всегда кто-нибудь стоял. Партия – это иерархия, и коммунисты в этом смысле намного круче всех остальных. У них это называется демократический централизм.

«Вы акцентируете слово демократический, а я – централизм… Н-да… Жизнь прекрасна и удивительна!»

– «Оне» разные бывают, – сказала Дарья, – но вы, командарм, верно, перепутали коммунистов с анархистами.

– Вообще-то, «товарищ командарм», – с отчетливой интонацией сожаления произнес Кормчий. – Впрочем, вам не понять, товарищ княгиня, да и незачем. А разницу между теми и этими я хорошо знаю. Был у меня, представьте, когда-то друг – Лев Николаевич Зодов[75], так он как раз был идейный анархист. Но это, увы, к делу не относится. Жду вас через полчаса на Хрустальном мосту, Марка можете взять с собой, если ему не лень будет…

– Тебе не лень? – она все еще сидела к нему спиной, хотя и знала, что он там, в ее постели. Голый, как и Дарья, поскольку одежда в комплект обращения не входит.

– Нет, – ответил Марк и сразу же заговорил с управляющим.

– Ты здесь, Берримор? – спросил он.

– Я весь внимание, господин де Вриз, – откликнулся «раб лампы». Он был везде и нигде, но всегда в полной готовности.

– Кофе и коньяк на двоих! Ведь ты не против, Дари?

– Кофе и коньяк, – согласилась она, вставая с постели. – Пусть Феона приготовит мне штаны и рубаху, белья и обуви не надо.

– Штаны и рубаха, – послушно повторил дворецкий. – Будут особые пожелания по цвету, фактуре и покрою?

– На твой вкус, – Дарья вошла в ванную комнату и, встав прямо посередине, отбросила окурок. – Контрастный душ… Циркулярный… две с половиной атмосферы. Пять минут. Пошел!

В принципе, если захочется, все это можно устроить буквально везде. В гостиной, спальне или кабинете. В любом месте, в любое время. Только скажи, и управляющий тут же исполнит любой твой каприз. И о гигиене не забудет – добавит, если не было особых распоряжений, что-нибудь в воду, – и «приберется» после водных процедур, если хозяину взбредет на ум что-нибудь эдакое.

– Красная рубаха, – шепнул прямо в ухо услужливый голос, – шелк, фасон апаш, ворот открыт до ложбинки…

– Идет! – прервала Дарья управляющего, медленно вращаясь между тугих водяных струй.

– Порты из отбеленного набивного батиста а-ля рюс, чуть выше щиколоток, – продолжил управляющий после короткой паузы.

– Пояс? – уточнила Дарья.

– Как вариант предлагается вервие из крашеного шелка, или, быть может…

– Идет! – согласилась Дарья, подставляя тело струям теплого воздуха, сменившим водяные спицы. – Но рубаха навыпуск.

– Про обувь, ваша светлость, вы точно уверены?..

– Точно! – Дарья вышла через дверь, открывшуюся прямо посередине огромного – во всю стену – зеркала. Улыбнулась своему отражению – оно было, как и следовало ожидать, безупречно – и прошла в соседнее помещение, по случаю оказавшееся ее будуаром. Феона была уже там – пять минут – как, впрочем, и тряпки. Обе две – шелковая и батистовая – лежали на столе. Красное пятно и белое.

– Ваш кофе, ваша светлость!

– Одеваемся!

Ну, там, собственно, и одевать-то было нечего. Но и то сказать, даже одевшись, выглядела Дарья – если верить отражению – практически раздетой.

«Ну, где-то так и задумывалось, не правда ли?»

– Что скажешь? – спросила она Феону.

– А что вы хотите услышать? – «механическая девочка» порой казалась живее всех живых. И уж точно – умнее.

– Правду! – Дарья выпила рюмку коньяка и пыхнула папироской, поглядывая то на себя в зеркале, то на Феону, застывшую рядом.

– Правда разная бывает, – вполне по-человечески пожала плечами не вполне живая служанка. – С одной точки зрения так, а с другой – совсем иначе.

– Значит, все-таки бл… – усмехнулась Дарья, она была довольна полученным эффектом.

– С одной точки зрения, – согласилась Феона.

– А с другой?

– С другой – шлюха, – мило улыбнулась служанка.

– А если батарейки вытащу?

– А у меня нет батареек.

– Но что-то же есть? – ухмыльнулась Дарья.

– Замучаетесь искать, ваша светлость.

– Ладно, – согласилась Дарья, ну, в самом деле, не связываться же с машиной! – Что там Марк?