Умница, красавица - Елена Колина

Так что теперь уже они оба не хотели мириться. Обида не прошла и не уменьшилась, а, как собачка, за время пути даже смогла подрасти.

Броня пробежалась по всем десяти комнатам и в каждой комнате положила какую-нибудь свою вещицу – кофточку, платочек, а в кабинете Головина бросила на стол расческу.

– Это чтобы мне знать, где у меня что, – пояснила она. – Можно мне чаю и телефон? Я очень быстренько.

– Звони, конечно, – обреченно кивнул Головин.

– Вам нужно с родственниками поболтать, я не буду вам мешать, – мстительно сказала Соня в пространство и ушла спать, а Броня принялась звонить, быстренько, но повсюду – в Америку, в Израиль, сообщать всем родственникам по очереди: «А я в Ленинграде». Алексей Юрьевич чинно сидел рядом с Броней, получал приветы от Брониных родственников и впервые за время своей семейной жизни не смог решить, что ему делать. Идти за Соней в спальню означало пусть бессловесное, но все же извинение. Нет. …Он получал и передавал приветы чужим, никогда не виденным и не слышанным людям и повторял про себя: «Черт тебя принес, черт тебя принес!»

– Мусик? – неодобрительно сказала Броня, увидев, что Алексей Юрьевич направляется в кабинет.

От Брони, с ее привычкой мгновенно ориентироваться в жизни чужих семей, не укрылось, что в доме что-то происходит. Но ведь эти Мусик с Софой даже поссориться как люди не умеют. Вот если бы он ей сказал «дура», а она ему «дурак», а он ей… а потом она ему… а потом уже можно было бы лечь в одну постель – вот это ссора. А так что – ни скандала, ни битья посуды, ни даже рукоприкладства…

– Каждый муж должен спать со своей Софой, – застенчиво опустив глаза, объяснила Броня.

Алексей Юрьевич взглянул на Броню самым своим страшным взглядом, от такого взгляда и у его подчиненных, и у Сони с Антошей холодело и дрожало внутри.

– Броня, – еле слышно сказал он самым своим страшным голосом, дружелюбным с проблесками нетерпеливого бешенства, таким тоном он объяснял всем то, что они не сразу схватывали.

«Ты здесь чужая, чужая и нелепая, и находишься в моем доме исключительно из вежливости, моей. Не твое дело, Броня, отвали, Броня» означал этот взгляд. На такой его взгляд и подчиненные, и Соня с Антошей в ответ словно бы говорили: «Как же мы сами-то не догадались, вот спасибо за науку».

– А что, ваше-то дело еще молодое, – хихикнула Броня. Глупый ангел-спасатель. Совершенно не умел держать

дистанцию.

Прошло несколько дней, затем еще и еще, а Головин с Соней так и не помирились. Отношения их теперь полностью определялись конфигурацией квартиры – в квартире на Таврической можно было, не встречаясь, ходить и ходить по кругу, а на случайный вопрос «ты где?» ответить «я тут» и уйти в другую сторону. И чем дольше они не разговаривали, и чем дольше Алексей Юрьевич спал в кабинете, тем невозможнее было вернуться к прежним отношениям, начать разговаривать – о чем?.. И чем дальше, тем больше Соне казалось странным и неестественным лечь с мужем в одну постель – ЗАЧЕМ?..

Алексей Юрьевич был не прав, подумав про Броню: «Этого нам только не хватало». «Это» оказалось очень кстати. Соня старалась от Брони не отходить. Да от Брони не очень-то отойдешь, Броня одна была как большая шумная семья.

И странно, что именно с этой чужой, из вежливости принятой в доме, внезапно образовалась другая жизнь – в семействе Головиных стало почти смешно, почти тепло, и даже долгий неразговор Алексея Юрьевича и Сони не был ни неловок, ни мучителен, ведь голубоглазый пупс каждый вечер зазывал всех на кухню, наливал всем чай, сам болтал не умолкая – за всех, смеялся, напевал и даже пытался пританцовывать.

Кроме того, теперь они очень вкусно ели. На следующий же день после своего приезда Броня посетила соседние магазины.

– У вас нет человеческого мяса, – неодобрительно сказала Броня, вернувшись домой, – хотя и человеческих овощей тоже нет.

Хитрая Броня не любила мясо и овощи, а любила мучное и сладкое.

Почти каждый вечер Соня и Алексей Юрьевич сталкивались у крошечных пирожков с маком и обсыпанных сахаром булочек.

– А чаю попить? – обиженно тянула Броня, и они садились пить чай. И разговаривали друг с другом через Броню.

– Завтра улетаю в Сочи, – говорил Головин.

– Когда вернешься? – тут же спрашивала Броня. И Соня узнавала, когда ее муж вернется.

– Завтра приду поздно, – говорила Соня.

– Это еще почему? – спрашивала Броня. И Головин узнавал, что его жена завтра вечером дежурит по отделу до восьми часов.

– Я тебе позвоню, чтобы ты не скучала, – обещала Броня, – жди.

– Бронечка, в фонде только местный телефон, а мобильный в некоторых залах не работает…

И Головин принимал к сведению, что в фонде только местный телефон, а мобильный в некоторых залах не работает. Он и не собирался звонить, но все же…

Потом Головин уходил в кабинет, и Броня приносила ему туда кефир, и, кажется, Алексей Юрьевич иногда читал ей какие-то свои тексты. Антоша с Броней пересмеивались и перемигивались, раскладывали пасьянсы и играли в дурака, и, кажется, Броня всегда выигрывала. В общем, Броня одна вела семейную жизнь Головиных, только что не спала с ними в одной постели – с Соней в спальне, а с Алексеем Юрьевичем в кабинете.

Каждый вечер с маньяческим упорством, хитростью и угрозами Броня пыталась уложить Соню и Головина, как полагается мужу и жене, вместе.

– Я его подушечку в спальню перенесу? Ляжешь с ним сегодня в одну постелю?

– Бронечка, сейчас считается, что это, наоборот, плохо для… понимаешь? Считается, что так дольше сохраняется свежесть чувств, понимаешь? – втолковывала Соня. – Сейчас не модно спать вместе, понимаешь? И не лягу я ни в какую твою постелю!..

– Ну, раз ты так со мной, так меня Маркуша тоже зовет… – обижалась Броня, – уеду я от вас… раз у вас все плохо, так я и уеду…

– Нет, не уедешь, – решительно возражала Соня, – не уедешь! Будешь тут сидеть, у нас, поняла? У нас все хорошо, поняла?

Врать Броне было стыдно, нехорошо.

НЕВОЗМОЖНО, НЕМЫСЛИМО, НЕЛЬЗЯ

Октябрь был полон всяческого вранья, мистификации и притворства. Дома они все вместе.

Любовь любовью, но если ты научный сотрудник, то должен быть и научный результат. В октябре ей нужно было сдать статью в «Сообщения Государственного Эрмитажа». Все знают, что всерьез работающий человек всегда может выдать парочку нестыдных статей, иначе говоря, продукт вполне ладный. Неприличный только на взгляд узких специалистов, которые легко разберутся, что это именно продукт, а не научный результат. Соня переиначила свое собственное старое, то, что она прежде писала о придворном художнике Караваке, посолила одним маленьким новым фактом, поперчила новым видением старых фактов, приписала что-то не новое, но малоизвестное, и основная ее мысль в этой статье получилась такая: Каравак – очень хороший малоизученный художник. Соня надеялась, что неузкие специалисты не заметят ее статью, а узкие… Их мнение отошло сейчас для научного сотрудника Софьи Головиной на второй план. Так что с научным результатом Соня кое-как справилась.