Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого - Казимир Валишевский

По другим причинам, внешняя торговля в свою очередь не приняла того национального характера, который пытались ей придать. Она сосредоточилась в руках иностранцев.

«Генеральное межевание» огромной империи, этот колоссальный труд, предпринятый по инициативе Шувалова, пострадало вследствие войны и обусловленных ею финансовых затруднений. В 1761 г. Сенат приказал закончить работы в Московской губернии, в Новгородском, Велико-Устюжском и Вятском уездах и прекратить их в других местах, за неимением денег.

Скудости казны соответствовал недостаток общественного кредита, что точно так же входило в число причин, парализовавших развитие богатства страны во всех направлениях. Здесь правительство стояло лицом к лицу с трудной задачей, и разрешение ее, само по себе правильное, потерпело, к несчастию, неудачу, вследствие неумелого осуществления его на деле. Уже Анна Иоанновна учредила на Монетном дворе ссудную кассу для всего общества без различия классов. Но операции ее были ничтожны. Брали 8 %, и ссуда производилась лишь под залог золота или серебра. В 1753 г. Елизавета указом повелела учредить два банка сразу: один банк для купцов с капиталом в 500 000 руб. и другой – для дворянства с капиталом в 750 000 руб. Проценты были понижены до 6. Несмотря на это, дела торгового банка шли сначала вяло, он требовал залога в виде товара. Лишь к концу следующего года, после упразднения этого пункта, по просьбе заинтересованных сторон, общая сумма ссуд повысилась до 200 000 руб. в Дворянском банке, а ссуды, обеспеченные закладными на земли, ограничены были 50 руб. за каждую заложенную душу и 1000 рублями на каждого заемщика. Несмотря на эти крайние меры предосторожности, случаи несостоятельности были многочисленны. Все возрастающее оскудение дворянства шло рука об руку с чрезмерным измельчанием поземельных имуществ. Отмечу случай с одним заемщиком, кредит которого, оцененный в 250 руб., превосходил установленные размеры ссуды сообразно с ценностью залога. Благосостояние дворянства подтачивалось чрезмерными расходами и привычкой к всевозможным непроизводительным тратам, и пример в этом направлении шел, увы! сверху.

Финансы

В начале царствования Елизаветы один солдат, рисуя в образных выражениях совершенно противоположные Елизавете привычки Петра Великого, сказал при свидетелях, что царь «из-за копейки давливался». Его отправили в тайную канцелярию, где не нашлось никого, кто понял бы всю ценность этого отзыва. Дочь великого царя впала в этом отношении в другую крайность. В память своего радостного воцарения она сложила по гривеннику с подушной подати за 1742 и 1743 гг., но в то же время осыпала щедротами своих приближенных и затмила своих предшественников пышностью и великолепием, которыми окружила свой трон. Таким образом, с первых же шагов было нарушено финансовое равновесие страны, державшееся до той поры лишь с величайшим трудом, и появилась надобность прибегать к унизительным мероприятиям, которых не удалось избегнуть, впрочем, и Петру Великому. Удержание жалованья, замена звонкой монеты при уплате всевозможных долгов различным товаром казенного производства, произвольное поднятие цен на взятые в монополию продукты, как на соль и на спирт, все эти меры были использованы без особого успеха. В 1750 г. Сенат доложил императрице, что средний доход предшествовавших пяти лет (за исключением подушных податей и некоторых специальных бюджетов) равнялся 3 965 155 рублям, а расходы достигали в среднем 4 453 007 рублей, получался постоянный дефицит, грозящий увеличиваться с каждым годом. К тому же в память села Измайлова, где Елизавета провела свои молодые годы, она образовала новый гвардейский Измайловский полк. Это был блестящий полк, но он стоил 173 573 рубля в год. Сумма эта черпалась из доходов Сибирской канцелярии, но эта канцелярия не располагала ни одной свободной копейкой. Прежде выходили из затруднений, занимая деньги на Монетном дворе, но Петр Шувалов, после управления им, не оставил после себя ничего.

Иностранные дипломаты наперегонки друг перед другом отмечали эту нужду, тревожась или радуясь ей. Мардефельд писал в конце 1742 г.: «Казна пуста. Офицерам уж десять месяцев не платят жалованья. Адмиралтейству необходимы 50 000 руб., а у него нет ни гроша». На следующий год он посмеивался над историей с модным торговцем, с величайшим трудом добившимся уплаты 400 руб. за поставленный им ее величеству товар. Увидев его в своей передней, императрица думала, что он принес ей еще какие-нибудь новинки. Но, вместо ожидаемых перьев или кружев, он представил Елизавете счет, а начальник гардероба Чоглоков объявил, что его касса пуста. Тогда Елизавета удалилась в свои покои и вскоре вернулась с 400 руб., случайно находившимися в ее шкатулке, она передала их Чоглокову со словами: «Вы отдадите их мне через месяц на драгоценности». В то же время посланник Фридриха рассказывал о нетерпении полковника Граппа, привезшего императрице прусский орден Черного Орла, он не мог добиться прощальной аудиенции, потому что не было звонкой монеты для обычного в таких случаях подарка. Мардефельд сообщал и о выходке толпы матросов, остановивших экипаж ее величества в пути на богомолье и требовавших от нее уплаты жалованья. Наконец, даже мундкохи ее величества находились в большом затруднении. Часто не хватало пряностей, каперсов и оливок для императорского стола и вина подавались плохие. «Причина этого заключается в плохом ведении дел, – пишет Мардефельд, содержание сорока пажей, не считая их одежды, стоит 34 000 руб. Гувернер этих пажей взялся вести их хозяйство на 6000 руб., в награду за свои добрые намерения он был удален».

Положение ухудшалось и неудачными финансовыми приемами, где неразумие управляемых превосходило неумелость управителей. Мардефельд пишет в 1746 г.: «Одно достоверное лицо утверждает, что несмотря на то, что с 1712 г. на Монетном дворе было отчеканено 35 млн. руб., в настоящее время в России находится всего 3 млн. руб., это лицо приписывает это явление огромному количеству пятикопеечных медных монет, тайно ввезенных в страну… и отчасти привычке, свойственной большинству русских, зарывать деньги в землю».

Отчетности казначейства, можно сказать, почти не существовало. Финансовая коллегия, в качестве государственного контроля, добилась лишь в 1747 г. отчета в доходах и расходах за 1742 г. и увидела, что между этим отчетом и кратким рапортом, представленным в Сенат в 1743 г., существовало разногласие во всех цифрах, создававших по одному только пункту разницу в 822 258 руб. При существовании специальных бюджетов, к которым приписывались и специальные доходы, всеобщее оскудение вызывало постоянную борьбу между различными ведомствами, оспаривавшими друг у друга наличные деньги. Каждое из них старалось первое их захватить, и в этой борьбе были счастливцы и обиженные, смотря по значению, которое придавалось им в данную минуту. Адмиралтейство, это любимое детище Петра Великого, отошло теперь на задний план. Ввиду того, что флот давно уже бездействовал, правительство склонно было считать расходы на поддержку его излишними и равнодушным оком смотрело на его развал, на обветшание судов и ежегодное таяние экипажа. Кредиты, специально отпускавшиеся прежде на флот, шли теперь на пополнение других настоятельных нужд. Но в 1749 году сама Военная коллегия задолжала казначейству более 240 000 рублей.

Казначейство входило в неоплатные долги и большею частью обращалось за помощью к Монетному двору. Но в 1752 г. и это учреждение, которым раньше заведовал Петр Шувалов, было истощено: на Петербургском Монетном дворе оставалось всего 180 473 руб., а на Московском – 7118 руб. И то эти суммы подлежали отпуску. Между тем Елизавета избрала как раз эту минуту для проявления своей щедрости, сложив со своих подданных недоимки по подушным податям, составившие с 1727 г. сумму в 2 534 008 руб. Правда, шансы на получение этих денег были ничтожны, но манифест приписывал эту монаршую милость такому подъему благосостояния страны, какого империя еще никогда не видала. Может быть, щедрая государыня сама и верила этому. Штатс-контора продолжала погрязать в долгах. К концу царствования, в 1761 г., цифра ее долгов поднялась до 8 147 924 руб. У нее спешно требовали 144 897 руб. на придворные расходы, она отвечала, что денег у нее нет. Двор располагал еще специальными доходами, – миллионом рублей, которые приносили соляные копи. Но Соляная контора, бывшая кругом в долгах, сама должна была в то время дворцовому ведомству 2 115 043 руб. В том же году казначейство доложило Сенату, что для самых неотложных платежей ему нужны 2 119 135 руб., а вместе с недоимками 2 686 831 руб. Одной армии следовало заплатить жалованье за прошлые годы в размере 301 000 руб. Между тем наличных денег было всего 50 162 рубля.