Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918 - Мария Барятинская

Во время нашего короткого пребывания в Берлине одна частная проблема заставила нас немало поволноваться. Мой племянник, единственный сын усопшего брата, в то время усердно готовился к сдаче военных экзаменов в Киеве. Он получил образование в Америке и приехал в Россию, чтобы изучить русский язык. После смерти моего брата мы его приняли как сына. Сдавая свои экзамены в Киеве, он попросил нашего разрешения съездить на могилу своей матери в Германию, где она скончалась после долгой болезни. Мой муж сразу же дал согласие, а я попросила племянника захватить с собой из Киева кое-какую понадобившуюся мне одежду. Он сообщил телеграммой, что едет, но телеграмма была такой неясной, что из нее было непонятно, когда он приезжает и каким поездом. В тот день, когда мы ожидали его приезда, я пошла в гостиную своего отеля на завтрак и там увидела ящик со своими вещами и поняла, что мой племянник приехал.

Я спросила официанта: «Откуда взялся этот ящик?» Тот ответил: «Какой-то господин принес его в шесть часов утра, но не стал вас беспокоить и ушел в парикмахерскую, он скоро должен вернуться».

Время шло, и, так как он не появлялся, я обратилась к мужу: «Интересно, где он может быть?» Муж сказал: «Он человек молодой и, возможно, пошел осматривать город и забыл о времени».

Но когда наступил вечер, а он все не возвращался, мы забеспокоились, и муж тотчас отправился в посольство, чтобы выяснить, в чем дело, а через посольство была проинформирована полиция. Но хотя мы усердно его разыскивали, он, казалось, сквозь землю провалился. Искать его было равносильно поискам иголки в стогу сена. Мы были очень встревожены, не представляя себе, что могло с ним случиться.

Спустя два месяца мы узнали, что он уехал в Америку, начитавшись литературы о молниеносном обогащении, всех этих романов, где описывались приключения в Клондайке и т. д., которые распалили его воображение до такой степени, что он решил, что должен проверить себя. Он продал все, что имел, ради этой ерунды и уехал за границу.

Он попытался заниматься фермерством, но, так как ничего в этом не смыслил, потерпел полный крах и через короткое время дошел до такой нужды, что был на грани голода. А так как климат там очень суровый, он чуть не замерз до смерти. Потом он нам рассказывал, что на Рождество, когда он почти отчаялся, когда неоткуда было ждать помощи, а он чувствовал себя изнуренным и несчастным, он вытащил из кармана маленькую фотографию, которую всегда носил с собой. Это было фото моей юной дочери, в то время десятилетней, к которой он был так привязан и которая его всегда так подбадривала.

В день, когда разразилась война, его записали волонтером в канадскую армию. Он вел себя так же, как и другие томми, и никто не подозревал, что он более высокого ранга, чем простой солдат, которым он прикидывается. В 1916 году он вернулся в Россию.

Племянник рассказывал мне о себе: «Однажды утром, когда я был на строевой подготовке, ко мне подошел майор и сказал: «Ты нужен России. Пришел приказ его величества короля Георга сообщить тебе, что тебе позволено уехать к твоему дяде, князю Барятинскому». Все в полку были поражены, а я чувствовал себя очень неудобно. Вы знаете, тетя, какой я стеснительный. Я не могу передать, как я был счастлив при мысли, что опять смогу вас увидеть!»

Потом он блестяще сдал экзамены и был самым умелым офицером в полку бригады моего мужа, где оставался до тех пор, пока она не была распущена в начале революции. Мы получили очень любезное письмо от майора канадской армии, в котором тот сообщал, что мой племянник вел себя как воин и как джентльмен, а его поведение было безупречным. Жаль, что он вернулся в Россию, майор был бы рад, если б он остался в Канаде.

В настоящее время мой племянник находится в Константинополе, куда был вынужден бежать вместе с армией Врангеля, когда служил нашему делу в Крыму.

Мой муж уехал из Берлина, чтобы сопровождать царя во время визита президента Пуанкаре. Когда я прощалась с ним на вокзале, я отправлялась в Карлсбад. Я не имела ни малейшего представления о том, как трудно будет мне вернуться в свою страну.

В Карлсбаде проживали известный архиепископ и начальник германского Генерального штаба граф фон Мольтке. Я часто видела их вдвоем, вероятно занятых важной беседой.

Отношения между Австрией и Сербией становились все более и более напряженными, и повсюду шепотом произносили зловещее слово «война».

Однажды я встретила русского адмирала Скрыдлова и сказала: «Газеты очень мрачно смотрят на нынешний кризис».

И он ответил: «О, такова их профессия – придавать слишком большое значение мелочам и делать из мухи слона. Позаботьтесь о своем здоровье, княгиня, и не волнуйтесь о непредсказуемом».

И архиепископ, и граф фон Мольтке вдруг исчезли из Карлсбада, и скоро я поняла, что не переоценивала опасности. Быстро была развернута мобилизация, слуги из всех отелей отправились на призывные пункты. Вновь пошла молва о войне, но на этот раз между Россией и Австрией.

Все газеты демонстрировали враждебность по отношению к нашей стране, поскольку наш император был защитником славянства.

Я решила тут же покинуть Карлсбад. Прежде всего я послал три телеграммы: одну мужу в Россию, другую – дочери в Швейцарию, а третью – нашему российскому послу в Берлин. Пошла в банк снять деньги, но, к своему великому удивлению и возмущению, услышала от банкира, что эти деньги конфискованы.

«Почему? – спросила я. – Ведь в данный момент между нами нет военных действий!» – «Тем не менее, – отвечал он, – мы получили строгий приказ из Вены ничего не выплачивать русским». Поведение кассира было настолько наглым и дерзким, что я возмутилась до предела.

Ответы на свои телеграммы я не получила и была в таком отчаянном положении, что не знала, что делать. Наконец, я рассказала о своих бедах привратнику Hotel Imperial, который знал меня на протяжении стольких лет, и он предложил мне немного денег на поездку.

Я сказала: «Но может быть, я не приеду на будущий год – неизвестно, что может случиться, ведь прогнозы очень мрачные». – «Не думаю, что война будет долгой, а я только рад вам помочь, ваше сиятельство», – отвечал он.

Спустя шесть лет, когда я вернулась в Карлсбад, я узнала, что бедняга умер, поэтому я отдала свой долг его вдове.

На следующее утро я покинула Карлсбад. Австрия тогда вела быструю мобилизацию, война уже началась, и каждый поезд был битком набит новобранцами. С курортов по домам хлынул поток туристов (в основном русских). К тому времени, когда я добралась до австро-баварской границы, толпа возросла до огромных размеров, и суматоха царила неописуемая. К счастью для меня, знакомый мне австрийский князь дал мне письмо для начальника станции, без которого я бы оттуда не выбралась. Тот был очень любезен и вежлив и для начала отвел нас в маленькую заднюю комнату и закрыл в ней, попросив подождать его полчаса. Но прошло более двух часов, пока он появился. Я стала тревожиться, а моя служанка подумала, что мы пропали. Наконец, он пришел за нами и извинился за долгое ожидание. Он произнес: «Не желает ли княгиня следовать за мной?»