Судебные речи великих русских юристов - Коллектив авторов

Н. П. Карабчевский

Николай Платонович Карабчевский (1851–1925 гг.) родился в Херсонской губернии 30 ноября 1851 г. После окончания с серебряной медалью Николаевской реальной гимназии поступил на юридический факультет Петербургского университета, который в 1874 году успешно окончил со степенью кандидата прав.

По окончании университета Н. П. Карабчевский вступил в адвокатуру при Петербургской окружной судебной палате и быстро завоевал популярность как один из видных защитников по уголовным делам.

Он выступал почти во всех громких процессах, широко изветстны его речи по политическим делам. К числу наиболее знаменитых его речей по уголовным делам относится ею блестящая речь в защиту Ольги Палем, обвинявшейся в убийстве студента Довнар, в защиту братьев Скитских, в защиту мултанских вотяков, в разрешении судьбы которых горячее участие принимал В. Г. Короленко. Большой известностью пользовалась его речь по делу крушения парохода «Владимир». Широко известны его речи по политическим делам.

Судебные выступления Н. П. Карабчевского убедительные, уверенные и горячие. Он всегда детально изучал материалы предварительного следствия, был активен был на судебном следствии и находчив в судебном процессе, умело использовал в целях защиты добытые там доказательства, демонстрировал суду ошибки и промахи противника. Адвокат Карабчевский был одинаково силен как в делах, требующих тонкого психологического анализа, так и в делах, требующих тонкого анализа доказательств, умелой полемики с научными выводами экспертов.

Н. П. Карабчевский – настоящий художник, мастер живого слова, безупречно владевший искусством судебной речи. И там, где требовался обстоятельный разбор юридической стороны дела, он давал глубокий анализ норм права, показывая богатый запас знаний и широкую эрудицию.

Помимо адвокатской деятельности, Н. П. Карабчевский занимался литературной работой. Его перу принадлежит ряд литературных произведений – прозаических и поэтических, воспоминаний и статей по юридическим вопросам. Н. П. Карабчевский также известен как редактор выходившего в свое время журнала «Юрист».

Дело Ольги Палем

Ольга Палем обвинялась в умышленном убийстве своего любовника Александра Довнара. Обстоятельства дела таковы. Вечером 16 мая 1894 года в петербургскую гостиницу «Европа» пришел студент Института путей сообщения (как установлено впоследствии – Александр Довнар) и потребовал комнату. Получив номер, молодой человек вышел к ожидавшей его у подъезда даме, лицо которой было прикрыто густой вуалью, провел ее в гостиницу, где они поужинали и вскоре закрылись в номере. На другой день утром по звонку студента в номер был принесен чай, после чего дверь снова была закрыта на ключ. Около часа пополудни вдруг раздались два выстрела, из номера выбежала окровавленная женщина (Ольга Палем) и с криками: «Спасите! Я совершила убийство и ранила себя. Скорее доктора и полицию – я все разъясню» и «Я убила его и себя», – упала на пол.

Ольга Палем и Александр Довнар долгие годы поддерживали между собой интимные отношения, причем вначале Довнар собирался жениться на ней, но впоследствии отказался от этой мысли. Ольга Палем страстно любила Довнара и не могла отказаться от мысли быть с ним вместе всю жизнь. На вопрос о причине убийства Довнара Ольга Палем, показала, что она хотела убить и себя и его, но, убив его, себя только ранила, о чем очень сожалеет;

На основе собранных по делу доказательств было сформулировано обвинительное заключение, которое квалифицировало деяние подсудимой как преднамеренное, заранее обдуманное убийство. Защита в лице Н. П. Карабчевского настаивала на переквалификации действий Ольги Палем, как совершенных в состоянии крайнего умоисступления, запальчивости и раздражительности (т. е. аффекта) и просила о ее оправдании.

* * *

Господа присяжные заседатели!

Менее года тому назад, 17 мая, в обстановке довольно специфической, с осложнениями в виде эсмарховской кружки на стене и распитой бутылки дешевого шампанского на столе, стряслось большое зло. На грязный трактирный пол упал ничком убитый наповал молодой человек, подававший самые блестящие надежды на удачную карьеру, любимый семьей, уважаемый товарищами, здоровый и рассудительный, обещавший долгую и благополучную жизнь. Рядом с этим пошла по больничным и тюремным мытарствам еще молодая, полная сил и жажды жизни женщина, тяжело раненная в грудь, теперь измученная нравственно и физически, ожидающая от вас решения своей участи. На протяжении какой-нибудь шальной секунды, отделившей два сухих коротких выстрела, уместилось столько зла, что немудрено, если из него выросло то «большое», всех интересующее дело, которое вы призваны теперь разрешить.

Представитель обвинения был прав, говоря, что наша работа, наши односторонние усилия выяснить перед вами истину есть только работа для вас вспомогательная, я бы сказал, работа черновая. От нее, как от черновых набросков, может не остаться никаких следов в окончательном акте судейского творчества – в вашем приговоре. Прокурор, ссылаясь на то, что это дело «большое», просил у вас напряжения всей вашей памяти; он рассчитывал, что в восполнение допущенных им фактических пробелов вы придете ему на помощь. Я вынужден рассчитывать на нечто большее. Это не только «большое дело» по обилию материала, подлежащего вашей оценке, оно, вместе с тем, очень сложное, очень тонкое и спорное дело. В нем много места для житейской и нравственной оценки подробностей, для психологического анализа характеров лиц и положений. Чем глубже станет проникать ваш разум, чем шире распахнется ваше сердце, тем ярче, тем светлее выступит в этом деле нужное и главное, что ляжет в основу не механической только работы вашей памяти, а творческой, сознательной духовной работы вашей судейской совести.

Для каждой творческой работы первое и главное условие – внутренняя свобода. Если предвзятые положения вами принесены уже на суд, моя работа будет бесплодна. Это предубеждение, враждебное судейскому убеждению, вызовет в вас только сухое раздражение против всего, что я скажу вам, против всего, что я могу сказать в качестве защитника Палем. Бесплодная и тяжкая работа! Она только измучает нас. Второе и главное условие правильности вашей судейской работы – осторожное, критическое отношение к материалу, подлежащему вашей оценке, – также будет вами забыто. Все заменит собой готовый шаблон, готовая схема предвзятых положений, которыми именно в деле, подобном настоящему, так соблазнительно и так легко щегольнуть. Для этого не нужно ни напряжения ума, ни колебаний совести, не нужно даже детального изучения обстоятельств дела. Достаточно одной только самоуверенной смелости.

И в положении защитника сенсационно кровавого и вместе «любовного» дела, где фигурирует «покинутая», пожалуй, «обольщенная», пожалуй, «несчастная», во всяком случае «так много любившая и так много страдавшая» женщина, – готовый шаблон, ходячее положение с некоторым расчетом на успех могли бы быть выдвинуты перед вами. Защитительная речь могла бы явиться живописной иллюстрацией, вариацией на давно знакомую