Заговор по-венециански - Джон Трейс

— Их и нет, — говорит куртизанка.

Амун уже хочет снять колпак, но Луиза хватает купца за руки.

— Тебе нельзя видеть, куда мы плывем. Первое правило нашего праздника, как и на карнавале, таково: полная анонимность. Зрячим мне нельзя тебя проводить на гулянку. Надевай колпак, или мы разворачиваемся.

Амун думает воспротивиться, впрочем… шерсть такая теплая, да и бренди сделал свое дело. Амуну даже приятно и радостно, когда Луиза кладет его голову себе на колени.

— Далеко еще? — спрашивает куртизанка у лодочника.

Над угольно-черным морем светит крохотная луна, однако лодочник свой путь отыщет и по звездам.

— Сейчас войдем в канал Грация. Так что недолго и недалеко.

— Вот и славно. — Куртизанка слегка трясет купца за голову. — Амун. Амун!

Купец не шелохнется. Наркотик сработал. Амун без сознания.

Штаб-квартира карабинеров, Венеция

Том Шэман прежде никогда так не нервничал. Сквозь маленькие зарешеченные окошки видно, что главный зал уже битком забит итальянскими репортерами: папарацци болтают друг с другом, выплевывая слова с пулеметной скоростью.

Вдоль стен выстроились юпитеры и заливают комнату неестественно ярким светом. У двух столов на подиуме, сдвинутых вместе, — лес микрофонов.

Майор Карвальо похлопывает Тома по плечу.

— Все пройдет хорошо, — обещает он и поворачивается к штатной двадцативосьмилетней переводчице Орсетте Кристофанинни.

Спрашивает по-итальянски, все ли ей понятно из того, что намерен сказать Том.

— Si. Он собирается высказать сожаления по поводу того, что синьорина Риччи сделала их интимную связь достоянием общественности. А еще — что в интересах дела он не собирается больше комментировать свою личную жизнь.

— Va bene. Надеюсь, и правда не станет. — Впрочем, Вито сомневается, что Том отделается так легко. Оглянувшись, майор спрашивает: — Где лейтенант Морасси?

— Может, в зале? — пожимает плечами переводчица.

Времени проверить нет. Пресс-атташе Белла Ламбони открывает дверь в зал и сообщает:

— Майор, пора начинать. Мы уже на десять минут опоздали, журналисты теряют терпение.

Прессу лучше не злить, и Вито Карвальо прекрасно это знает.

— Идемте, — говорит он.

Нервы Тома звенят от напряжения, когда он проходит вслед за остальными в зал и там — на подиум.

Ламбони, сорокалетний ветеран пресс-службы, коротко вводит журналистов и репортеров в курс дела, объясняет, что на выходе всем раздадут пресс-релизы, и после представляет Вито.

Щурясь на яркий свет юпитеров, майор начинает:

— Вы принесли с собой лето в наш обычно холодный зал, за что я вас благодарю.

Журналисты улыбаются.

— И еще благодарю за то, что пришли. — Вито старается говорить как можно дипломатичнее. — Нужна ваша помощь, друзья. Мы расследуем зверское убийство пятнадцатилетней девушки. Кое-кто из вас уже писал на эту тему. — У него за спиной Ламбони открывает гигантский портрет погибшей. — Это Моника Видич. Ей бы сейчас вернуться в школу в родной Хорватии, но она лежит у нас в морге. Ее изувеченное тело обнаружили под мостом возле церкви Сан-Джакомо-делл’Орио один из местных жителей и Том Шэман, бывший священник из Америки. — Вито указывает на Тома, улыбаясь одной из своих самых дипломатичных улыбок. — Имя синьора Шэмана уже известно всему миру благодаря газетным статьям: в Лос-Анджелесе он, рискуя собственной жизнью, защищал от уличной банды молодую женщину. Недавно мы решили привлечь его к делу. Почему? Потому что именно он обнаружил тело Моники Видич, а на службе в церкви приобрел определенные знания, необходимые нам для расследования.

На этом Вито надеется закрыть вопрос, однако бородатый телерепортер выкрикивает:

— Он экзорцист? Я слышал, он охотник за демонами. Вы гоняетесь за серийным убийцей-сатанистом?

— Простите? — Карвальо насмешливо прикладывает ладонь к уху и подается вперед. — Я верно расслышал? Вы говорили о сатанистах, экзорцистах и серийном убийце? Похоже, вы ошиблись пресс-конференцией, синьор. Сегодня я бы хотел заострить ваше внимание на убийстве Моники Видич. — Майор показывает фотографию девушки. — Спросите ваших читателей и зрителей, вдруг они видели ее с кем-нибудь где-нибудь в Венеции. Важной может оказаться любая информация. Кто-то наверняка заметил Монику в компании убийцы.

Тут с места поднимается дама, радиорепортер лет тридцати с небольшим.

— При всем уважении, майор, вы не ответили на вопрос: чем конкретно помогает полиции синьор Шэман? — Она разворачивается к Тому; в ее глазах хорошо виден азартный блеск. — И правда ли то, что говорится о его пылком любовном увлечении?

Среди журналистов и репортеров раздается взрыв хохота, а местами — даже аплодисменты.

Орсетта переводит сказанное Тому, и бывший священник заливается краской.

Руку поднимает Карвальо.

— Ваш последний вопрос ответом удостаивать я не стану. Что касается предпоследнего, то скажу так: Том помогает нам с религиозным аспектом, который может — или не может — иметь отношение к убийству Моники. Вот, собственно, и все. Больше на подобные вопросы отвечать я не стану, поэтому не тратьте времени попусту.

Следующий вопрос задает молодой репортер с переднего ряда.

— Известно, что недавно вы подняли со дна лагуны еще несколько тел. Они уже опознаны? Есть ли связь между ними и убийством Моники Видич?

Ровным голосом Вито отвечает:

— Мы обнаружили еще два тела, однако личности до сих пор не сумели установить. Сейчас мы над этим работаем и как только преуспеем, то сразу оповестим родственников погибших. Все. Кто следующий?

Пока Вито дожидается поднятых рук, через заднюю дверь в зал входит Валентина Морасси.

— Что ж, замечательно. Если вопросов больше не будет, то я передаю слово синьору Шэману. Его итальянский еще хуже, чем мой английский — и английский многих из вас, я так понимаю, — поэтому синьор Шэман будет говорить через переводчика.

Вито сходит с подиума, и на его место поднимаются Том с Орсеттой.

К майору тут же подходит Валентина и, прикрыв рот ладонью, шепчет ему на ухо:

— К главному престолу в соборе Санта-Мария-делла-Салюте прибили человеческую печень.

— Господи боже… — Вито накрывает лицо рукой.

Венеция

26 декабря 1777 года

Амун приходит в себя. Он совершенно наг. Ему холодно. И он крепко привязан к подобию деревянного распятия.

Ветер дует в полную силу. Значит, Амуна оставили на открытом воздухе. В саду? В поле? Нет, не понять… Голова раскалывается, в глазах все плывет.