Быть драконом - Андрей Стерхов

Я распахнулся, и дурное расположение духа накрыло меня своим чёрным крылом.

— Что с тобой? — спросил я, резко повернувшись к окну.

Ашгарр вздохнул, сбил пепел с кончика сигареты в жестянку из-под монпансье и поделился:

— Фаддей проект закрыл.

— Правда, что ли? — не поверил я.

— Правда.

— Чего вдруг?

— Слышал, что Йо замуж вышла?

— Не-а.

— Сообщаю — вышла.

— Ну вышла и вышла, не век в девках сидеть. Что с того?

— Так это… Рожать собралась.

— По серьёзному серьёзу?

— А как ещё?

— Да мало ли. Может быть, рекламный ход? С них станется.

Ашгарр ещё раз вздохнул и покачал головой — нет, никаких шуток, облом конкретный.

Я подумал: «Сам себя не подбодришь, никто не подбодрит» и поторопился сказать:

— Ты это, ты того, ты давай не расстраивайся. Чего раньше времени расстраиваться? Не надо. Что-нибудь придумаем. Что-нибудь сообразим.

— А что тут придумаешь? — пожал плечами Ашгарр и горестно усмехнулся.

— Для кого-нибудь другого писать начнёшь, — поднял я идею, лежащую на поверхности.

— Это вряд ли.

— Чего так пессимистично-то, Ашгарр?

— Не пессимистично, а реалистично. Сам подумай — чтобы все концы срослись, такое раз в жизни случается.

— Не дрейф. Найдём кого-нибудь.

— Кого?

— Ну, не знаю… Найдём. Гадом буду, найдём.

Ашгарр на это ничего не сказал, и на кухне повисла долгая пауза, в течение которой каждый из нас думал о своём. Но об одном и том же. О жизни.

«Жизнь длинна, перспективы туманны, финал неясен», — думал Ашгарр.

«Жизнь длинна, полна сюрпризов и тем интересна», — думал я.

Играли мы в молчанку до тех пор, пока я не спросил (не только и не столько для того, чтобы получить информацию, сколько для того, чтобы отвлечь Ашгарра от тоскливых мыслей):

— Как думаешь, где в городе самое крутое место Силы?

Зная меня, как самого себя, Ашгарр не особо удивился резкой смене темы, чуть подумал и предположил:

— Наверное, перекрёсток Маркса и Ленина.

Я закрыл глаза, чтобы увидеть это оживлённое место во всех деталях, и когда в мозгу с фотографической точностью всплыла нужная картинка, у меня возникли сомнения.

— Помню, Архипыч на этом месте медведя-оборотня убил, но так это сколь же лет с тех пор прошло.

— Дело не в этом, — пояснил Ашгарр. — Вернее, не только в этом.

— А в чём?

— Через дорогу от памятника Ленину второй корпус нархоза стоит, а там в Отечественную военный госпиталь располагался. Помнишь?

Я кивнул — да, конечно, помню. Как такое забыть?

— Так вот, — продолжил Ашгарр. — Представляешь, столько крови, боли, мольбы и проклятий в том месте излилось? Море. Ещё лет сто Сила на этом пятачке бурлить будет. Поверь, это самое сильное место в городе.

— Верю, — согласился я.

— А тебе это, вообще-то, зачем? — вдруг озаботился Ашгарр.

Я вытащил из его пальцев окурок, добил до фильтра, отправил щелчком в форточку и с неохотой признался:

— Одному озабоченному духу родное вернуть нужно.

— Опять взялся чужую беду отводить?! — ахнул Ашгарр.

— Имеет место быть, — подтвердил я.

— Ну, ты в своём репертуаре! — Ашгарр осуждающе покачал головой. — Дух, надо понимать, неместный?

— В том всё и дело.

— А подкинуть нельзя?

— Как?

— Ну оставить где-нибудь его вещички. К примеру, на пустыре. Найдёт.

— Найдёт, конечно. Но только раньше какой-нибудь пацан найдёт. А потом напишут в газетах, что от рук маньяка пала очередная жертва. Ты этого хочешь?

— Нет.

— Вот то-то. Нет, тут даже не вопрос — надо лично. Из рук в руки. Если у него есть руки, а нет — так в зубы. Зубы-то у всех…

— И когда стыковка на орбите?

— Если он меня сам раньше не найдёт, то, думаю, завтра организовать. На рассвете.

— До первых лучей?

— Это уж как получится.

— Неужели, настолько силён, что и на свету балует?

— Настолько. Как любит говорить Чубайс, беспрецедентно.

— Не ровен час, развоплотит он тебя, — заволновался Ашгарр. — У тебя же Силы ноль.

— Ты же знаешь, я вёрткий, — сказал я как можно беззаботнее. — Просто так не дамся.

— Может, с тобой пойти?

— А толку? Ты же, как и я, пустой.

И эта была правда. Горькая, но правда. Больше Ашгарр ничего не сказал, лишь плечами пожал, дескать, поступай, как знаешь. Не мальчик.

— Если что, о Саиде позаботься, — напоследок сказал я.

Ашгарр кивнул.

— Квартплату внёс до конца года.

Ашгарр ещё раз кивнул.

На том наш разговор и закончился.

Я ополоснул свою полулитровую боевую кружку с трещиной возле дужки в виде буквы «Л» и поплёлся в конуру. Свет включать не стал, но прежде чем запрыгнуть в гамак врубил Гребенщикова.

За день набегался так, что едва голова коснулась подушки, сразу стал засыпать. Правда, ещё слышал, как Борис Борисович дрожащим голосом пропел:

Ты — животное лучше любых других,

Я лишь дождь на твоем пути.

Золотые драконы в лесах твоих,

От которых мне не уйти.

А потом уже ничего не слышал. Подумал: «Правильно, что Путин ему орден дал» и тут же уснул.

Снилась мне Лера.

Нет, никакой эротики. Ничего такого. Шёл самый обыкновенный чёрно-белый бред. И на этот раз он заключался в том, что моя отважная помощница на полном серьёзе учила меня, как проигрывать на DVD-плэйере старые виниловые пластинки. Она достаточно подробно и терпеливо объясняла: вот, шеф, пластинка, вот тут лоток, тут нажимаем, отсюда выезжает, аккуратно кладём, включаем, слушаем. Самое смешное, что огромная пластинка действительно умещалась на заточенный под маленький оптический диск лотке.

Чистой воды бред.

Трудно сказать, из каких кусочков пережитого собралась мозаика этой галиматьи, но одно точно — в реальной жизни я часто досадую, что старые виниловые диски пылятся на антресолях, а не крутятся на стареньких патефонах и радиолах. По сердцу мне эти чёрные блестящие блины. Радуют душу. А потому что живые. Иной раз достанешь из потускневшего конверта, проведёшь ладонью по шершавой глади, почувствуешь всем своим естеством каждый бугорок, каждую впадину, каждую царапину, и возрадуешься. Уж больно похоже на кожу дракона в истинном его обличии. До умопомрачения похоже.