Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов - Жан-Франсуа Сольнон

Мария Антуанетта урок усвоила. Она должна быть в первую очередь француженкой, а уж затем габсбургской принцессой.

Иосиф II и его посол Мерси были вынуждены признать, что многочисленные вмешательства королевы оказались бесплодными. Нужных им кандидатов на министерские посты в Совет не пускали; ни разу им не удалось получить дипломатической помощи, на которую они рассчитывали. Император не списывал неудачи на непослушание сестры. Единственную причину он видел в ее неопытности. Как ни странно, как только Вена разочаровалась в Марии Антуанетте, та начала принимать полноценное участие в государственных делах.

Министр финансов Калонн попал в немилость 8 апреля 1787 г. За этим стояла королева. Кто сумел занять его место и сократил огромнейший дефицит в королевской казне? Мария Антуанетта подумывала о тулузском архиепископе Ломени де Бриенне, которого ей представили как нового Шуазеля, но в кандидаты его пока не выдвигала. Король, казалось, совсем не справлялся с ситуацией, не знал, кому доверить финансы, однако отказывался препоручить заботу о них Неккеру, как ему советовали супруга и некоторые министры. Столкнувшись с монаршим упрямством, члены Совета предложили Ломени де Бриенна. Людовик питал немало предубеждений в отношении этого прелата, который, кажется, не верил в Бога, однако недостатки остальных кандидатов и острое неприятие Неккера заставили его, в итоге, согласиться с Королевским советом по вопросу финансов.

Роль Марии Антуанетты свелась к тому, что она поддержала мнение советников короля, но общественное мнение приписало назначение прелата ей. Отныне Бриенна называли «доверенным лицом королевы». Разве она не сказала: «Мы дали королю хорошего министра?» Только это мы означало не лично ее величество, а трех или четырех единодушных министров. Королева в этом кружке не состояла — из-за опалы Калонна у нее охладели отношения с Полиньяком. Она успела осознать текущие затруднения, поставила интересы королевства ниже своих дружеских связей и, как и Людовик XVI, ждала от Ломени де Бриенна смелых шагов.

Совпадение взглядов у супругов стало очевидным: неожиданно Марию Антуанетту позвали присутствовать 23 апреля на приеме министра у короля. И когда Бриенн предложил монарху вернуть Неккера, которого он поддерживал, и созвать Генеральные штаты, король, давая отказ, сослался и на супругу: «К реформам, экономии мы с королевой совершенно готовы, но, умоляю вас, не требуйте ни Неккера, ни Генеральных штатов»[148]. Их Величества стремились заявить о своем единодушии.

По воле Людовика королеву отныне стали приглашать к участию во внутренних делах государства. Король давал ей советы и звал даже на заседания министерских комитетов. Бриенн искал ее поддержки и старался держать в курсе своих действий. Он подумывал ввести ее в королевский совет, а ведь такой привилегии не знала ни одна королева, не считая регентш. Мария Антуанетта, казалось, хотела избавиться от репутации фривольной, легкомысленной, расточительной королевы. Теперь она разделяла желание министров сократить непомерные расходы королевского дома. Мария Антуанетта уменьшила личные расходы на девятьсот тысяч франков, упразднила сто семьдесят три расходных статьи своего дома, заставила близких отказаться от многих привилегий. Перестала ли она быть королевой Трианона, главой группки, жадной до дорогих развлечений? Окружение Марии Антуанетты, привыкшее к ее милостям, не скупилось на упреки. «Мадам, — осмелился заметить барон де Безенваль, — страшно жить в стране, где нет уверенности, что завтра ты будешь владеть тем, чем владел накануне. Так бывает только в Турции»[149].

Место, которое Людовик XVI отвел жене, было тем более странным, потому что король, казалось, старался уйти от управления страной. Людовика охватила своеобразная депрессия, парализовавшая волю. Впервые его задевала народная нелюбовь. Все было против него: восстание парижских магистратов летом 1787 г., враждебные пасквили, которые писались в его адрес, а затем «королевское» заседание парламента 19 ноября, когда кузен Людовика герцог Орлеанский осмелился оспаривать монарший авторитет, постоянные волнения, которыми сопровождались все указы Бриенна, дефицит, день ото дня становившийся все катастрофичнее.

На долю четы выпадали суровые испытания: в 1787 г. 18 июня скончалась младшая дочь Софии, а 23 декабря — ее тетушка Луиза; да еще и здоровье дофина давало серьезные поводы для беспокойства[150]. Людовика XVI охватила растерянность. Современники сохранили множество свидетельств о том: король забывался изнурительными выездами на охоту, откуда возвращался, еле волоча ноги, а потом тонул в алкогольной бездне. Затем следовали, как пишет Морепа, «трапеза столь неумеренная, что подчас вызывала потерю рассудка» и частая, неуместная дремота. Приступы слезливости, периоды апатии, постоянное замыкание в себе, и непреходящая тоска отнимали у теряющего власть монарха уверенность и стойкость духа, уступая место равнодушию и досаде.

Со смертью Верженна в феврале 1787 г. Людовик XVI потерял второго наставника[151]. Король был не способен в одиночку руководить происходящим в государстве. И 26 августа 1787 г. он назначил Ломени де Бриенна премьер-министром[152]. Королева, не принимавшая никакого участия в этом назначении, могла только радоваться. Она неустанно помогала Бриенну, одобряла его попытки взять парламент в железные тиски, поддерживала юридическую и политическую реформу, запущенную на «королевском» заседании парламента 8 мая 1788 г. Этот «жест Его Величества» забирал значительную часть законодательных полномочий у парламентов в пользу сорока семи окружных судов и, самое главное, лишал их права регистрировать и издавать королевские указы, передавая эту обязанность Общей палате. Данный акт — «последний шаг просвещенного деспотизма» — казался Марии Антуанетте необходимым. Но поддерживать его было несколько рискованно. Нелюбовь, которую питали к Бриенну, перекинулась на королеву. Здоровье ее с тех пор пошатнулось.

Пасквили становились все наглее. Недовольные магистраты находили союзников среди духовенства, державшегося за свои привилегии, и среди знати, возмущенных новыми поборами. «Парламенты, знать и духовенство осмелились возражать королю, — предрек хранитель печати Кретьен-Франсуа де Ламуаньон, — меньше чем через два года не останется ни парламентов, ни знати, ни духовенства». Раз уж верхушка общества взбунтовалась, не поискать ли королю общий язык с третьим сословием?

Финансовый кризис ускорил события. Людовик XVI, как всем казалось, перестал препятствовать созданию Генеральных штатов и пообещал учредить их к 1792 г., а в августе 1788 г. заявил, что они появятся к 1 мая уже следующего года. 16 августа государство уже не могло покрывать даже текущие расходы: казна опустела, ссудодатели испарились. Бриенну пришлось приостановить государственные выплаты. Назревало банкротство. В результате придворной интриги, возглавляемой братом короля герцогом д’Артуа и Полиньяками первый министр был побежден. Бриенном пришлось пожертвовать: 25 августа он, к огорчению короля и королевы, ушел в отставку.