Сезон оружия - Александр Зорич

Экстренное медицинское отключение…

Человек, называющий себя Хотоем, знает все о том, что произошло с ним в последние часы.

И даже про Утгард.

Он утверждает, что помог ему. Но если не он, то кто же?

Никто? Вот в это Августин никогда бы не поверил.

– Извини, Хотой. У меня отсутствует внутренняя дисциплина. Мой ум суетлив. Я не умею держать язык за зубами. ВР высосала у меня все мозги. Эта проклятая сетевая служба делает из человека дебила, – произнес Августин и сам себе подивился.

Если бы сутки назад ему кто-нибудь сказал, что он в трезвом виде способен на подобные монологи, он запустил бы в дерзкого лгуна первым, что подвернулось бы ему под руку.

– Все в порядке, Августин, – сказал Хотой и плавно закрыл дверь.

Саама была матово-черной, словно оливковый плод.

Саама слегка блестела в антикварном свете керосиновой лампы. Саама лежала на ладони Хотоя пропуском в иные измерения.

Августин смотрел на крохотный смолистый комочек, словно на крупицу звездной пыли, невесть как попавшей на нечуткую к горнему свету землю.

– У нас с тобой общие враги, – начал Хотой очень тихим, ровным голосом. – Они хотят твоей смерти, но они ее не получат. Они хотят моей смерти тоже, но еще не знают об этом. Но уж ее-то они и подавно не получат.

– Пусть будет так, – тихо сказал Августин, хотя все еще не понимал, о каких «врагах» идет речь.

– Они гоняли тебя, словно гончие зайца, от Утгарда до сих мест. Сейчас они ищут тебя по всей округе, и тебе предстоит еще не раз встретиться с ними. Встретиться, чтобы сразиться.

– Я помню, – отозвался Августин, и зернышко саамы перекочевало с ладони Хотоя в его ладонь.

– Но они охотятся за тобой, не зная, что ниточки их жизней в твоих руках, Августин. Я был свидетелем того, как Пантера – несчастное существо, разлученное со своим физическим телом, – говорила с тобой. Ей удалось оставить с носом тех, кто наложил на ее уста Печать Молчания, и сказать тебе то, что она тщетно пытается сообщить всему миру уже несколько лет.

– Но она не сказала мне ничего такого! – вздохнул Августин, и в его мозгу пронеслись эпатирующие картины последнего свидания с Пантерой.

– «Такого» она, быть может, и не сказала. Но то, что нужно, ты, обаятельный белый барс, уже слышал. «Я тень, я свиристель, убитый влёт подложной синью, взятой в переплет окна».

– Да, я слышал. Это любил мой отец, – сказал Августин.

– В этом стихе есть всё, что нужно, чтобы уничтожить наших общих врагов и остановить наступление кошмарного рая «Виртуальной Инициативы».

Августин не понимал, чем таким не потрафила Хотою «Виртуальная Инициатива», но замечание насчет уничтожения общих врагов пришлось ему по душе.

«Ты положишь зернышко саамы под язык и закроешь глаза», – грохотал в ушах Августина голос Хотоя.

Перед его внутренним взором расплывались шустрые круги, сверкали крохотные звезды. Космос? Хаос? Ничто?

«Саама заставит твой мозг заиграть. Ты станешь первой скрипкой в оркестре Мироздания. Совершенная Пустота в обличье Господа Бога будет указывать тебе путь своей дирижерской палочкой», – нараспев говорил Хотой. Тело Августина становилось невесомым и прозрачным. Казалось, свет пронизывает его насквозь, не зная преград.

«Ты доверишься всему, что будет происходить вокруг тебя. Ты не будешь сопротивляться. Ты будешь принимать все, что увидишь. И ты запомнишь все», – Хотой убаюкивал Августина, чье распластанное на тростниковой циновке тело уже, казалось, не принадлежало ему. Оно лежало само по себе. Неодушевленный кусок мяса. Никому не нужный, чужой. Сидящий у изголовья Августина Хотой был ему хранителем.

«Ты попадешь туда, где сохраняется все, произошедшее во Вселенной», – вкрадчивый голос Хотоя звучал, как казалось Августину, в каждой клетке его мозга. Он был растворен в пространстве. Он был его единственным проводником в бестелесном мире саамы.

«Сейчас ты сделаешь мысленное усилие и пустишься на поиски. Тебе нельзя задерживаться. То место, где ты сейчас находишься, не должно стать для тебя просто музеем вечности, иначе тебе не найти выхода назад. Ты должен сказать всем, зачем ты пришел, иначе они не отпустят тебя назад. Скажи им, зачем ты пришел. Скажи им, что тебе нужен свиристель, убитый влёт. Скажи им, что ты хочешь понять», – шептал Хотой на якутском, но, как ни странно, Августин прекрасно понимал его. Керосиновая лампа освещала линогравюры с неведомыми пейзажами и невидимыми ландшафтами.

«Теперь смотри во все глаза и слушай во все уши. Саама поможет тебе понять смысл. Я не оставлю тебя. Я просто не буду мешать тебе…» – сказал Хотой и надолго замолчал, положив свою большую ладонь на лоб Августина.

7

Обгоревшие стволы сосен подпирали темнеющее небо. По ним еще перебегали язычки пламени, а внизу уже давно все было кончено. Все, что могло гореть, сгорело. Все, что могло расплавиться, расплавилось.

От вертолета Ка-106 остался только закопченный каркас, бронированное днище и титановые пилотские кресла. Двигатели, вырванные взрывом еще в воздухе, валялись где-то очень далеко. В пилотских креслах покоились останки двух человек.

Первый сгорел почти полностью. От него остались разве что несколько костей и развалившийся череп. Второй оказался крепче.

В абсолютной пустоте вспыхивали и гасли далекие молнии. Не было ни мыслей, ни симулированных эмоций, ничего. Был только безучастный внутренний голос. И этот голос вел медленный отсчет.

«Семьдесят восемь процентов».

Спустя минуту: «Семьдесят девять процентов».

Из ядра регенерации, находившегося в наиболее защищенной зоне несущего каркаса – в центре груди, – глубоко под землю уходили несколько тонких щупальцев. Как корни ненасытного хищного растения, но только в сотни раз быстрее, они высасывали из почвы питательные вещества, не брезговали дождевыми червями и с жадностью набросились на задремавшего крота. В дело шло все, что могло быть использовано как строительный материал для новых тканей.

«Восемьдесят пять процентов».

На месте оторванной правой кисти неспешно вырастала новая. От сгоревшего лица с треском отвалилась черная корка. На ее месте проглянула свежая кожа, два комочка слизи сгустились в белки глаз, появились зрачки. Ровная поверхность новорожденной матовой кожи треснула, трещина углубилась и разошлась в стороны. Так зарождался новый рот.

«Девяносто пять процентов».

На лысом черепе заколосились волосы, вокруг ушных отверстий выросли привычные улитки ушей. Без них было нельзя. Без них страдало качество обработки акустической информации.

«Сто процентов. Аварийная регенерация завершена. Все основные системы функционируют нормально».

Щупальца ядра регенерации втянулись обратно. После этого появились мысли. Пьеро – теперь он снова знал свое имя – встал и пошевелил конечностями. Все в норме.