Простые слова - Алиса Гордеева

– Ветров там? – как ни стараюсь, дрожь в голосе скрыть не получается: мой самый страшный кошмар только что обрёл реальные очертания.

– Ну да, вся команда тут, – мычит Булатов как так и надо.

– Он же не хотел идти!

– Дать ему трубку? – спрашивает, не моргнув глазом. – Или, может, Смирновой? Погоди, Марьяна, сейчас позову. Зла…

– Не надо, – ору сорванным голосом, задыхаясь от слёз. Как там Ветров говорил: я была его маяком? Лжец! Негодяй! Как же быстро он нашёл для себя новый источник света.

– Я просто хочу, чтоб ты наконец сняла розовые очки, – продолжает давить Тоха. – Ветров не ангел! Он – покалеченный жизнью беспризорник, хватающийся за любую возможность вылезти из грязи в люди. Ты упорхнула – он пытает счастье со Смирновой.

– Неправда! Я не верю!

– Так приезжай и посмотри. Адрес знаешь!

Булатов сбрасывает вызов, оставляя меня наедине со своими сомнениями и разорванными в клочья чувствами. Знаю, как никто другой, что верить этому уроду нельзя ни на каплю, но больная ревность берёт верх. Вдобавок и стрелка часов лениво указывает, что игра давно уже закончилась, а в комнате за стенкой всё так же темно и пусто.

Второпях собираюсь и вызываю такси. Пока жду автомобиль, борюсь с неимоверной дрожью и желанием остаться дома, но успокаиваю себя, что только взгляну в лживые глаза Ветрова и сразу вернусь.

Чёрный «Ниссан» равнодушно тормозит возле шикарного коттеджа на окраине города. Осин, как и Булатов, живет на широкую ногу: летом здесь, а с началом учебного года в шикарной квартире в центре. Громкая музыка, яркие огни, толпы подвыпивших подростков – здесь не знают слова «нельзя».

Обнимаю себя за плечи и робко ступаю по аккуратной брусчатке к эпицентру веселья. Тут и там замечаю незнакомые лица и бесстыдно целующиеся парочки. Жадно высматриваю Ветрова, но пока не нахожу.

– Марьяна! – расплывается в поддатой улыбке Симонов. И без того не красавец, сейчас он и вовсе напоминает Квазимодо. – Пришла, значит. Ну-ну!

Каким-то липким, до отвращения разнузданным взглядом он проходится по моим обтягивающим джинсам, забранным в высокий хвост волосам и замирает, алчно разглядывая широкий вырез на моей блузке.

– Симонов, иди, куда шёл! – внезапно нарисовавшийся возле нас Булатов тоже замечает неладное.

Небрежным толчком Тоха отодвигает Митю в сторону и по привычке прижимает меня к себе. Я не брыкаюсь. В этом осином гнезде в объятиях Булатова куда безопаснее, чем одной, да и перед Ветровым выглядеть ревнивой дурой неохота.

– Где они? – бормочу взволнованно и смотрю на довольную физиономию Антона.

– Ща найдём!

В отличие от своего шакала, Булатов приятно пахнет и абсолютно трезв. Придерживая меня за талию, он проталкивается сквозь толпу гостей в самую гущу событий и останавливается возле дивана, на котором восседает Осин и компания, но Ветрова среди них нет. Кручу головой, пытаюсь разглядеть его и Злату, но тщетно. Зато меня друзья Булатова рассматривают как диковинную зверушку и мерзко лыбятся.

– Расслабься, – перекрикивая дебильное техно, брызжет слюной Булатов. – На выпей пока, а я разузнаю, куда Ветер делся.

Тоха суёт мне в руки стакан с колой и уходит. Скольжу по запотевшему от ледяного напитка стеклу пальцами и продолжаю осматриваться.

– А Ветер не промах, – гогочет Булатов, минут через пять вернувшись ко мне. – Да и Смирнова, оказывается, не пай-девочка.

– Что? – дурацкий стакан дрожит в руках.

– Что-что! Они у Владика комнату выпросили на втором этаже и уединились.

– Нет, – шепчу пересохшими губами и залпом выпиваю содержимое стакана. – Я тебе не верю!

– Хочешь, поднимемся и посмотрим? – хмурит брови в задумчивости Булатов, но тут же расслабляется. – Нет! Поступим иначе. Мы с тобой просто дождёмся, когда они спустятся. Идёт?

– Ладно, – безвольно соглашаюсь, ощущая, как голова начинает идти кру́гом.

Булатов по-свойски закидывает мне на плечо руку и, согнав с дивана пацана из 10 «Б», помогает сесть, а сам пристраивается рядом. То ли от громкой музыки и гула чужих голосов, то ли от спёртого воздуха, пропитанного кислым запахом пива, спайса и смеси туалетных вод голова начинает трещать по швам. Лёгкая тошнота сменяется белёсыми пятнами перед глазами, а предметы и лица вокруг начинают кружиться и сливаться воедино. Но я продолжаю упорно смотреть на прокля́тую лестницу и ждать Ветрова, но ни через пять минут, ни через десять так его и не вижу.

– Ты меня обманул, Булатов! Нет там никого!

– Не веришь? – сквозь туман доносится голос Тохи, а перед глазами отпечатывается его гнусная ухмылка. – Пошли! Покажу голубков!

Булатов подхватывает меня под локоть и поднимает, а я ничего не чувствую, совершенно не ориентируюсь в пространстве. Я вроде и в сознании, но реальность до жути искажена. Цепляюсь за руку своего бывшего парня, как за соломинку, и даже не замечаю, что сама иду к лестнице. Ступени тают под ногами, а мир вокруг сужается до бессмысленных картинок. Не понимаю, где верх, а где низ, что хорошо, а что плохо.

– А вот и наши голубки, – ртутью по венам разливается ехидный голос Тохи. – Смотри, Марьяна! Смотри! А то потом опять скажешь, что я лжец!

Потерянно озираясь вокруг себя, пытаюсь сконцентрироваться на происходящем, но всё впустую, пока вдалеке не замечаю Ветрова, а рядом с ним Смирнову. Злата что-то шепчет на ухо Саве. Тот кивает и что-то бормочет в ответ, а потом на мгновение сталкивается взглядом со мной. Вот она боль невыносимая, ничем не прикрытая! Булатов не обманул: они здесь! Они вместе! Кусаю губы, крепче перехватываю руку Тохи и, отвернувшись от Ветрова, прошу:

– Отвези меня домой, – не уверена, что получается, но я пытаюсь улыбнуться, чтобы спрятать от Савы свою слабость и боль.

– Ага, – кивает Булатов и, крепче обняв, продолжает куда-то вести.

Савелий.

Больше всего я ненавижу зубную боль. Даже слабая она способна свести с ума любого. Монотонная, неуёмная, пробирающая до костей – помимо неприятных ощущений с некоторых пор она вселяет в меня ещё и страх. С детства привыкший к современным технологиям и лучшим клиникам города, я с ужасом вспоминаю свой первый визит к стоматологу в детском доме и его небрежное: «Немаленький, потерпишь!». В памяти навсегда отпечаталось, как до содранных в кровь пальцев цеплялся за кресло, как едва не терял сознание от пронзающей челюсть боли, как проклинал сладкое и обещал себе чистить зубы по десять раз на дню, но молчал. Ни разу не пискнул, не пустил слезу.

Стоя сейчас на пороге роскошного дома Осина и глядя в равнодушные глаза Наны, я ощущаю себя в кресле того самого бездушного дантиста, когда до искр из глаз больно, а подать вид – стыдно. Не тупой, понимаю, что выбор Наны – Антон, что я проиграл. Зря приехал. Хотел уберечь, но вижу, в моей помощи Свиридова не нуждается.