Открой глаза, Фемида! - Екатерина Островская

Владимир Васильевич проводил друга до двери, потом вернулся на кухню, посмотрел вниз, дождался, когда старенькая зеленая «вектра» выехала со двора, и только после этого вышел из квартиры.

Услышав звук работающего мотора въехавшего во двор автомобиля, Елена Александровна вышла на крыльцо и помахала рукой сыну. А когда он вышел из «паджеро», крикнула:

– Надеюсь, ты на все выходные! А почему без Насти?

– Она попозже подъедет.

Он направился к сараю, выкатил оттуда старый отцовский велосипед и направился с ним к машине.

– Зачем ты его берешь? – удивилась мама. – Он ведь ржавый уже.

– Он нормальный: я осенью на нем гонял, сейчас только колеса подкачаю и вдоль залива покатаюсь.

Высоков знал, о каком месте говорил Елагин. Северный берег Разлива, где когда-то он ловил рыбу, приезжая сюда с удочками на этом самом велосипеде. И теперь он ехал туда. Четыре километра – не так уж и много, но это бесконечно длинный путь, если спешишь по делу, которое важнее, чем жизнь со всеми ее воспоминаниями. С трассы не так давно сделали съезд, но почти сразу перегородили его шлагбаумом, от которого в обе стороны натянули колючую проволоку. В некоторых местах проволока была перекушена, вероятно, в ней сделали проходы рыбаки или грибники. Возле одного из таких проходов Владимир Васильевич оставил велосипед, положив его за бугорком с густыми соснами. Быстро пошел дальше, на блеск близкого озера. Очень скоро уперся в высокий забор из листов профнастила, начал обходить его. Забор ушел в озеро, продолжаясь уже в воде все той же колючей проволокой. Проникнуть на территорию шансов было немного – разве что вплавь. Пришлось идти в другую сторону, и почти сразу Высоков увидел остатки строительного мусора, обрезки досок фанеры и даже небольшую кучку поврежденной металлочерепицы. Подошел и начал разглядывать, пока не обнаружил две доски-сороковки, достаточно длинные – одна почти четыре метра, вторая чуть короче. Поднес их и приставил вплотную к забору так, что концы легли на верхний край профлистов. Где-то неподалеку вдруг зазвучала музыка, и мужской голос запел:

Владимир Васильевич отошел на несколько шагов, разбежался на доски, но почти сразу спрыгнул с них – с первого раза преодолеть забор не получилось.

Пришлось делать вторую попытку. На этот раз разбег был сделан побольше. И скорость потребовалась большая. Высоков взбежал быстро, его качнуло, потому что верхушка листов прогнулась, но спрыгнуть на другую сторону удалось. Приземлился на подставленные руки и грудь… Но приземление не было жестким, потому что с обеих сторон забора был мягкий мох и густые кустики цветущей брусники.

Владимир Васильевич уже видел ровную гладь озера, призрачные высотные дома на далеком противоположном берегу, тающие в мутной дымке раскаленного воздуха. Совсем рядом большой одноэтажный бревенчатый дом с кирпичной трубой, из которой валил белый дым.

Высоков остановился, достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и снова спрятал в кармане. Какой-то голый человек выскочил из дома, стоящего на самом берегу, пробежал по деревянным мосткам и спрыгнул с них в воду головой вниз, тут же вынырнул. А длинная наглая в своей бессмысленности песня продолжалась:

Песня внезапно оборвалась. Высоков шел к воде, и человек, стоящий в озере, наконец заметил его. Улыбнулся во весь рот и допел песню хриплым голосом:

В озере стоял Качанов, над водой были только его плечи и верхняя часть груди, покрытая татуировками. Качанов махнул рукой кому-то и крикнул:

– Спокойно, Труха, это ко мне.

Владимир Васильевич обернулся и увидел стоящего на широком крыльце высокого парня с распухшей скулой и синяком под глазом. В руке парень держал пистолет, который, судя по всему, достал, когда заметил подошедшего к дому чужака.

– Ну че пришел? – продолжая улыбаться, обратился Качанов к судье. – Бабло получить хочешь? Скажи сколько. Прямо сейчас наликом и получишь. Если не хватит, то еще подвезут. Говори, сколько хочешь?

– Я за Настей пришел.

– Какой? – притворно удивился Каро Седой и сделал вил, что только что вспомнил. – Эта Настя? Так она не твоя. Это моя девочка. Я ее тебе дал во временное пользование. Ты попользовал ее, а теперь я забрал ее обратно. А вообще такое пользование тоже бабла стоит немерено. Она ведь девочка дорогая. Самая дорогая эскортница – хрен такую вторую найдешь. В прошлом году я в Геленджик намылился и ее с собой выписал, а потом уж отдавать не захотел.

– Где она? – повторил Владимир Васильевич.

– Да здесь, в бане, – усмехнулся Качанов, – заходи, посмотри на нее, красотулю, можешь напоследок попользовать…

Он произнес это, уже перестав скалиться, и устремил взгляд на кого-то, кто находился за спиной судьи. Высоков, продолжая смотреть на уголовника, опустил руку в карман.

– Вали его, Труха! – крикнул Качанов. – У него волына на кармане.

Владимир Васильевич резко обернулся, выбрасывая вперед руку с пистолетом. Но парень успел выстрелить первым, но только один раз – две пули попали ему в голову: с шести шагов Высоков не мог промахнуться. Он обернулся и не увидел Качанова, тот нырнул в воду. И только сейчас понял Высоков, что чудом уцелел сам, повернувшись всем телом так стремительно, что сошел с мушки пистолета Трухина, целившегося ему в голову. На крыльцо выскочил еще один парень, который замер, увидев перед собой незнакомца. Попятился назад, но Владимир Васильевич выстрелил и в него.