Уроки любви - Полина Поплавская

– Ничего не бойся и стремись сначала увидеть то, что действительно хочешь увидеть.

И начались долгие дни учения на пути к себе.

* * *

Джанет не заметила, как закончились дожди и снова наступила жара. Увлеченная путешествием в себя, она не хотела ничего, кроме новых погружений в неведомые миры, из которых каждый раз возвращалась все более умудренной и обновленной. Несколько раз Паблито провел ее через утробную полусмерть и муку собственного рождения, потом через родовые страдания ее матери и через последние часы жизни отца, и, ведомая его небольшой смуглой рукой и ровным низким голосом, Джанет не боялась опускаться в самые темные бездны и взмывать на самые головокружительные высоты. Но все же тот единственный вопрос, на который она так и не получала ответа, оставался, не разрешаемый никакими полетами духа.

Не желая, да и не видя смысла в том, чтобы снова повторить свою попытку спросить об этом у Паблито впрямую, как в прошлый раз, Джанет все же пыталась сделать это обходными путями: словно случайным касанием руки или долгим взглядом. Но индеец, приходивший из сельвы только для уроков и не обращавший никакого внимания на ее полностью обнаженное тело, даже почти не разговаривал с ней. Все их общение сводилось к его указаниям, как принять правильное положение тела и правильно дышать, а также к помощи при вхождении и выходе из состояний, напоминающих транс. И все же Джанет знала, что Паблито испытывает к ней что-то гораздо большее, чем просто расположенность или симпатию. И воспоминание о горящих кошачьих глазах не оставляло ее и мучило, может быть, даже сильнее, чем память о перенесенном в салоне самолета. Но девушка понимала, что ей остается только ждать, ибо в том мире, который постепенно открывался ей, малейшим вмешательством в естественный ход вещей можно было безвозвратно погубить многое.

Время то стремительно мчалось, то лениво текло, но Джанет давно потеряла счет дням, а по здешней природе определить что-либо было невозможно. Иногда ей казалось, что минули годы с того момента, как она очутилась в этой комнате, из которой открывались необъятные миры, а иногда – что первый лист из записной книжки был изрисован только вчера. Рисование влекло ее все настойчивей, и однажды она попросила у Паблито бумагу и карандаши, но в ответ получила только длинный, почти непонимающий взгляд.

– Все краски в тебе самой, неужели ты еще не поняла этого? Впрочем… можешь сама подыскать что-нибудь. Пойдем. – И он повел Джанет через не виденную ею до этого ни разу, хотя она проходила здесь каждое утро, тропинку в сплошной стене зелени. Через некоторое время они вышли на окраину другого селения, с противоположного края которого были слышны ритмичные барабанные удары и нестройное пение. На берегу протекавшей здесь речушки во множестве валялись разноцветные мягкие известковые камешки, а чуть подальше – огромные, в рост человека, плоские валуны. – Вот. Этого не следовало бы делать, но… Ты все-таки европеянка. Владей.

И Джанет, забыв обо всем, бросилась выбирать подходящие по оттенкам камешки, а затем с наслаждением впервые стала овладевать большими плоскостями. Оторваться от этого занятия ее заставил только приблизившийся шум пляски. Чувствуя, что теряет сосредоточенность, она подняла голову и застыла, пораженная яркой первобытностью увиденного танца. Несколько десятков мужчин и женщин в символических набедренных повязках и почти без украшений, если не считать плетенных из бисера ожерелий и подколенных браслетов, двигались единой неутомимой змеей, нагибаясь чуть ли не до земли. Взвивались черные жесткие волосы, мелькали длинные и острые груди женщин, поднявшиеся пенисы натягивали узкие холщовые полоски. Джанет обернулась и натолкнулась на недовольное лицо Паблито.

– Ты видишь здесь совсем не то, что являет собой этот танец на самом деле. Идем. – И он впервые крепко взял ее за руку, отчего она сделалась холодной и чужой.

В доме Джанет присела на край кровати и только тогда заметила, что ее бьет мелкая противная дрожь сладострастия. Паблито стоял, прислонившись плечом к стене и смотря куда-то поверх ее головы. Наконец он медленно, как во сне, сполз по стене вниз и сел на корточки, широко расставив ноги. Джанет старалась не смотреть на белый бугор между ними, но глаза ее упорно тянулись именно туда. Перехватив этот взгляд, индеец, как показалось ей, тяжело вздохнул.

– Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя. Но действительно ли ты хочешь этого? – в голосе Паблито почему-то звучала усталость.

– О да, – Джанет закрыла глаза, ибо не хотела больше обманывать ни себя, ни его.

– Хорошо. – Одним неуловимым движением он оказался у ее ног, прижимая их к своему твердому, как камень, телу, и мгновенно комнату накрыл темно-зеленый сумрак, в котором желтыми огнями вспыхивали его звериные глаза. Блаженство заструилось по ее ногам, поднимаясь вверх к уже готовому раскрыться лону. – Подожди, – услышала она смутный шепот, – если ты хочешь испытать удовольствие сполна, надо выпить этого напитка. – У своих губ Джанет почувствовала шероховатое горлышко маленькой тыквы, и несколько капель горьковатой теплой жидкости попали в ее раскрытые губы. – Лежи. Я сейчас вернусь, – раздался голос Паблито, и он вышел из комнаты. Сладкая нега охватила Джанет, и она лежала, завороженно глядя на тоненькую полоску чуть приоткрытой двери, откуда должно было прийти окончательное освобождение.

Снаружи послышались шаги, и дверь медленно распахнулась, пропуская внутрь тяжелую круглую огромную голову. В первый момент девушка даже не успела испугаться, но пол пронзительно заскрипел, с трудом выдерживая тяжесть темно-рыжего, почти коричневого в сумерках тигра. Его седая морда была почти добродушной, но изо рта тянулась вниз плотоядная ниточка слюны. Все это Джанет увидела как при вспышке молнии, и уже в следующую секунду поняла, что прыжок неминуем. Инстинктивно она сжалась в комок, и ее пронзительный, уже нечеловеческий крик разнесся над притихшей сельвой…

– Все прошло, – привел ее в чувство ласковый голос, и Паблито снова спокойно встал у стены. Джанет трясло, как в лихорадке, ей было даже страшно расспрашивать его, – лучше уж было не знать никаких подробностей. Девушке хотелось только одного – закутаться в жалкий шерстяной плед и забиться в самый дальний угол, ничего больше не видя и не слыша. Но она слышала, как громко, на всю комнату, стучало ее сердце.

– Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя? – раздался над самым ее ухом вопрос Паблито, произнесенный ничуть не изменившимся тоном. Джанет невольно отшатнулась, стараясь вжаться в стену как можно плотнее. – Видишь, твое желание оказалось так ничтожно, что ему помешало даже внешнее. Как же я могу разделить его с тобой? – И Паблито пошел к выходу, сверкнув на прощание своими зубами цвета слоновой кости: – Не бойся: тигра больше не будет.

* * *

Наутро, проснувшись очень поздно, Джанет первым делом надела светлую рубашку и брюки, пообещав себе, что вчерашнего не повторится никогда. Она даже заплела в небрежную косу волосы и, чувствуя себя легкой и освобожденной от всех плотских желаний, отправилась на дальнюю речку рисовать. К ее удивлению, она не обнаружила там никаких признаков вчерашнего веселья, да и следов обитаемости вообще. Селение было так же пусто и безжизненно, как то, в котором жила она. Но думать об этом ей было уже неинтересно, ибо слишком властно манили к себе чуть припорошенные белой пылью валуны. Под ее тонкими пальцами в хаосе точек, пятен и штрихов появлялись надежда, страсть, страх, обида – и вчерашние чувства, выраженные в этих непонятных на первый взгляд картинах, окончательно покидали ее сознание, оставляя лишь силу руки и точность глаза. Уже несколько камней были расцвечены галькой, под жарким солнцем мгновенно приобретающей благородный тускловатый налет древности, как внимание Джанет отвлек плеск воды, раздавшийся где-то рядом. Заслонившись от палящих лучей, она взглянула в ту сторону и обомлела: по щиколотки в воде в сиянии бьющего ему в спину солнца шел Паблито, высоко и победно вскинув вверх руки. Узкие черные кольца охватывали его лодыжки и запястья, на шее, издавая громкий шорох и переливаясь, висело ожерелье из перламутровых пластин, и невиданный желто-красный цветок был вплетен в смоляные завитки внизу живота. Он шел, как лесной бог, чуть раскачиваясь и блаженно прикрыв глаза. Джанет, не отрывая глаз, опустилась на горячую сухую землю и до боли вонзила ногти в перепачканные ладони. Паблито, слепо улыбаясь, шел к ней.