Уроки любви - Полина Поплавская

Как вообще могло случиться, что она, весьма правдоподобно объяснив Хаскему, что должна пережить смерть Пат в каком-нибудь совершенно новом, ни о чем не напоминающем месте, оказалась здесь с чужим человеком, фамилию которого узнала совершенно случайно и уже только на другом континенте? На что надеется она сама, ведь не на банальную же, хоть и экзотическую, связь с индейцем? – с ужасом спросила себя Джанет. Ответов на ее вопросы не было, и волей-неволей она стала ждать Паблито, чтобы он разрешил их хотя бы частично. Но он не появился, и Джанет заснула на полосатых простынях уже безо всяких сновидений. А на третий день она неожиданно поняла всю тщету своих размышлений как о прошлом, так и о будущем.

Она здесь для того, чтобы понять себя после всего, что случилось: гибели матери, своей возможной смерти во чреве, своего исчезнувшего полностью телесного влечения к Милошу… Кроме того, она ощущала освобождение от интеллектуальной власти Хаскема и с трудом осознавала прежде скрываемое даже от себя внутреннее неприятие своей юридической деятельности.

Но разве она рискнула бы отправиться сюда только ради этого понимания? И, надевая тонкую рубашку, только что извлеченную из чемодана и ласкавшую голое тело, Джанет провела рукой от ключиц до колен, признаваясь себе, что без возникшего еще в филадельфийском аэропорту ощущения доверия, единения и физической радости от присутствия Паблито она никогда не появилась бы на полуразрушенных ступеньках дома в этом месте, которому даже нет названия.

* * *

В крошечном дворе, если так можно было назвать огороженное редкими колышками пространство вокруг дома, стоявшего на невысоких подпорках, вилось, ползло и просто тянулось к дышащему жаром небу множество неизвестных Джанет растений. Их разлапистые, стреловидные или веерообразные листья складывались своими переплетениями в какой-то странный узор, словно сопровождаемый некой причудливой мелодией, которая вдруг явственно зазвучала в ушах Джанет. Влекомая ею, девушка шагнула с прогнивших ступенек вниз. Растения улыбались ей навстречу, словно говоря о том, что не надо бесплодно умствовать, а надо просто отдаться этой изумрудной красоте и радоваться ей. И Джанет, всегда остро воспринимавшая красоту природы, так и поступила. Полдня провела она в рассматривании изумительных природных гармоний, а когда солнце поднялось уже на непереносимую высоту, ощутила тревожное чувство цивилизованного человека, возникающее при виде неподвластной ему красоты. Красота должна быть запечатлена, хоть как-то – иначе ее невозможно вынести. И Джанет, несмотря на жару и полное отсутствие принадлежностей и умения, принесла из дома единственную бумагу, которая у нее была, – свою записную книжку и тонкую гелевую ручку.

Она накладывала штрих за штрихом, прямо по адресам и телефонам, зачеркивала – и снова вела упрямые линии. Наконец от непривычного напряжения у нее свело средний палец, и она отставила свое занятие, начав разглядывать то, что получилось. В хаотичном сплетении штрихов, линий и точек было мало внешнего сходства с окружающим, зато явно звучало настроение и даже то ощущение, которое она испытывала, глядя на окружающее ее буйство растений. Джанет удовлетворенно вздохнула, разгибая спину, и удивилась тому, что день прошел так незаметно. Солнце на мгновение оказалось закрытым чьей-то тенью – над ней, улыбаясь, стоял Паблито.

– Я вижу, три дня одиночества не прошли даром.

Джанет молча глядела снизу вверх на солнце, просвечивающее сквозь шапку его густых блестящих волос.

– У меня к вам немало вопросов, дон Пабло, наконец тихо произнесла она.

Он осторожно, словно хрупкую статуэтку, поднял ее и повел к дому. Но на пороге улыбка покинула его губы.

– А ты уверена, что их обязательно надо задать? И Джанет вынуждена была признаться себе, что теперь, после трех дней раздумий и сегодняшнего неожиданного занятия рисованием, вопросы эти и действительно не имеют особого смысла. Но один все-таки оставался.

– Вы правы. Но один вопрос я задам. Почему… вы не ищете сближения со мной?

Паблито отпустил ее и остановился, слегка расставив ноги и положив руки на бедра, камуфляж на которых теперь заменяли широкие холщовые штаны.

– Неужели ты пролетела тысячи километров за этим?

Джанет опустила голову.

– Значит, трех дней оказалось мало. – Паблито снял с плеч рюкзак. – Это новый запас еды. – И шагнул в густую зелень за домом.

Еще через несколько дней Джанет перестала считать их. Счет стал ненужным и скучным. Она рано просыпалась и бежала на обнаруженную в ее осторожных странствиях маленькую речушку – даже ручей, на который через завесу растений постоянно падал мерцающий столп солнца, отражавшийся в глянце листьев и в зеркале воды неутомимым танцем света и тени. Она купалась, а потом долго сидела, глядя, как разноцветным облаком стоят над водой бабочки, учась видеть только то, что видишь, не отвлекаясь на досужие мысли.

Во всем селении она никого не обнаружила, и это даже понравилось ей, поскольку она стала ходить совершенно обнаженной с утра до вечера, пользуясь счастливой особенностью своей кожи не сгорать при любом солнце. Цвет кожи из обычного золотистого стал светло-медным, а волосы совсем выгорели. Все дни напролет она пыталась рисовать: на внутренних стенах дома – красными камешками, острыми палочками – на широких листьях. Оставшиеся листки записной книжки она берегла и использовала только тогда, когда чувствовала, что сможет сделать что-то действительно хорошее. Ее рисунки вяли, стирались, осыпались, но это было совершенно не важно, важно было само рисование, миг перед началом движения руки, когда ты вдруг с восторгом понимаешь, что сейчас все получится.

Засыпая, Джанет теперь видела перед собой только краски – краски, дающие ей подлинную свободу. Она забыла бы и о Паблито, если б не природа, всей своей загадочностью, простотой и силой напоминавшая о том, кто был ее плотью от плоти, и все полнее пропитывавшееся ею собственное тело Джанет. Она с изумлением рассматривала себя: мышцы на ее ногах и руках стали стальными, маленькая грудь – словно каменной, зато крошечные, бывшие бледно-розовыми соски распустились крупными темно-пурпурными цветками. Это смущало Джанет, и тогда она еще с большей страстью уходила в созерцание и действие, не предаваясь пустым размышлениям.

Начался период дождей, и хотя Джанет часто с наслаждением стояла под мощными теплыми струями, большую часть времени приходилось проводить дома. Но она научилась существовать и в этой полупустой комнате с голыми стенами. Джанет ложилась на свое жесткое широкое ложе и проживала, как наяву, многое из того, что хотела прожить, вернуть или испытать впервые. И это оказалось так просто, что поначалу она даже испугалась этой простоты, но потом научилась давать себе все более трудные задачи. И за этим занятием ее, разметавшую по полосатым простыням узкое тело, застал вновь появившийся Паблито. И Джанет не вскочила, чтобы закрыться, а только радостно блеснула ему навстречу глазами из сгустившихся сумерек.

– Теперь мы будем учиться вдвоем.

В ответ на его слова в груди Джанет счастливо запела звонкая струна, но Паблито спокойно уселся на выложенный известняком пол и стал раскладывать перед собой мешочки, из которых шли пряные запахи, какие-то длинные трубки и потемневший от времени сосуд, сделанный из тыквы.