Принцесса и чудовище - Роман Афанасьев

Там, в темноте, на пустой дороге где-то бродит одинокая девчонка с Северных гор, которая никогда не видела летнего леса. Сигмон должен найти ее раньше, чем найдут другие. Просто обязан.

Поэтому он брел в темноту наугад, потому что кровь из рассеченного лба заливала его глаза. Его вел зверь, чуявший, как там, далеко в темноте, мечется по ночному лесу теплый комочек света, беглянка, оставшаяся в совершенном одиночестве. Зверю нравилось ее имя, напоминающее ласковое ворчание хищника.

Вэлланор.

* * *

Черепичная крыша неприятно холодила ноги даже сквозь толстые подметки сапог. Холодный ветер терзал длинный плащ, заставляя его виться по ветру, подобно стягу, и пронзал насквозь худое тело королевского советника.

Де Грилл замерзал. С закрытыми глазами он стоял на крыше, раскинув руки, и покачивался под ударами ветра, рискуя свалиться на холодную черепицу. Он уже падал сегодня несколько раз, но всегда поднимался, снова и снова пытаясь увидеть чужими глазами далекое графство вампиров. И всякий раз терпел неудачу.

Его дар словно улетучивался, истончался, едва Эрмин пытался пустить его в ход. Он напрягался, старался изо всех сил, зарабатывая головную боль, но так и не мог ясно увидеть то, что хотел. Порой он видел какие-то отрывки, клочки, статичные картинки — но все это было не то, что нужно. Он видел замок Дарелена со стороны, видел патрули на улицах, крестьян на дорогах… И ничего полезного. Вход в замок для него был закрыт, словно все птицы в округе вымерли. Он не мог зацепиться ни за голубя, ни за ворону, ни за воробья, ни даже за соловьев в золоченых клетках, которых — он знал точно — держали в замке. Что-то туманило его взгляд, стоило только обратить его к Дарелену. Все так же, как раньше. И вновь Де Грилла посещали мысли, что во всем виновата его усталость. Что нужно хоть немного поспать, отдохнуть, и тогда, быть может, у него все получится. Это были опасные мысли. От них веяло глупой верой в то, что все беды лишь из-за случайностей. Граф Птах не верил в случайности. Он знал, с ним ведет схватку опасный враг и поверить в случайности — значит потерпеть поражение.

Эрмин не сдавался. Он пробовал снова и снова, останавливаясь лишь для того, чтобы перевести дух или подняться с черепицы после неудачных падений. Он потерял счет попыткам и времени. И лишь когда в сгустившейся темноте городской колокол пробил полночь, он понял, что сегодня больше ничего не добьется.

Опустив руки, Эрмин сел на крышу и попытался закутаться в плащ. Ветер, резкий и холодный, несущий дыхание осени, рвал тонкую материю с плеч. Советник обмотался плащом, словно одеялом, и застыл, разглядывая черепицу под ногами.

Все напрасно. Он слишком слаб. Было ошибкой ссориться с магами — сейчас бы они пригодились. Но Теофис зашел слишком далеко, когда подчинил себе всех королевских магов. В замке, прямо под боком у короля, зрела сила, с которой никто не мог совладать. И владел этой силой Теофис, верховный маг, пытавшийся диктовать свою волю королю. Геордор этого не успел почувствовать — зато это превосходно почувствовал Де Грилл. И он сознательно пошел на обострение, вскрывая нарыв, пока не стало слишком поздно, пока в умах других магов не созрела мысль об измене. Все кончилось взаимными обидами и громкими словами. Теофис, не успевший воспитать в подчиненных безоговорочное повиновение, оставил замок. Но вместе с ним ушли и другие маги, весь Королевский совет. Остался лишь Дарион — тот самый мальчишка, что пришел со всей гоп-компанией из Ташама. Он был верен до конца. Даже удивительно, ведь он такой же маг, как и остальные. Но, так или иначе, он остался в одиночестве. И Де Грилл едва ли не плакал, отсылая его в провинцию. Там, в крупных городах, местные маги еще колебались — оставить ли нагретые места и уйти вслед за верховным магом прочь из страны, или все же попытаться занять те места, что освободились? Теофис явно дал понять в своем послании магам Ривастана, что все, кто останется, будут считаться предателями. Но маги — природные одиночки и эгоисты. Даже самому что ни на есть верховному магу не под силу заставить их что-то сделать вопреки своей воле. У них — каждый сам за себя. Именно поэтому Де Грилл и отправил Дариона в это путешествие, велев набрать новый Королевский совет магов. Перед такой приманкой им трудно будет устоять. Нужно, чтобы с ними поговорил на их собственном языке кто-то близкий им, прошедший ту же школу, что и они. Кто-то свой. И никак не королевский гонец, ненавидящий магов. И не советник короля, которого многие чудотворцы мечтали вскрыть, словно забавную зверушку, чтобы посмотреть — как ему удалось выжить после их магических экспериментов. А Дарион — возможно, новый верховный маг — идеально подходил для этой работы. И, судя по его докладам, успешно с нею справлялся. Пятеро магов уже дали свое согласие и теперь неспешно собирали вещи для переезда в столицу. Еще двое — из тех, что заслуживали внимания, — колебались, обещая вскоре дать ответ. Дарион не ждал ответов — он шел в другой город, к другим магам, к тем, с кем еще не успел поговорить. Но он уже возвращался и, по идее, должен был появиться здесь через неделю. Один, но полный надежд. Кажется, ему все-таки удалось набрать Совет. Но до первого заседания пройдет много времени — пока маги соберутся, пока перевезут все нажитое добро, пока поделят титулы и звания… Хорошо бы иметь под рукой хотя бы Дариона. Да, определенно, не помешало бы. Удастся ли продержаться еще неделю без него? Всего неделю… И Сигмон. Как же не хватает этого мрачного громилы, что одним своим видом мог удержать от нападения толпу. Где же его носит, и где, пес их всех побери, кортеж северян?

Королевский советник, измученный, голодный, невыспавшийся, опрокинулся на спину и задремал прямо на холодных черепицах, не обращая внимания на ледяной ветер. Ему снилась пустая дорога, освещенная луной. И черная стена, перекрывшая путь. Она скрывала от Эрмина то, что он хотел увидеть. Это она мешала ему смотреть чужими глазами. То самое черное колдовство, которое делало его слабым и беспомощным. Оно по-прежнему тут, рядом, и грозит нахлынуть волной, скрыв навсегда весь окружающий мир. Вместе со сном пришла тревога, и советник заворочался во сне, поскуливая, будто обиженный щенок. Острое ощущение опасности кольнуло, словно клинком, и Де Грилл вскрикнул во сне. Он хотел уйти из этого места. Проснуться. Ведь это сон?

Черная стена вздулась пузырем и лопнула, выплеснув в лицо советнику темное нутро, пахнущее гнилью. Застонав от ужаса, Де Грилл погрузился в кровавую круговерть ночного кошмара: в лицо ему плескалась кровь, острые клинки пронзали его тело, заставляя кричать от боли, багровый огонь вился во тьме, грозя спалить дотла все, к чему прикоснется. Де Грилл вопил от ужаса, а вокруг него крутился водоворот кошмара, затягивая его в свои кровоточащие глубины.

Задыхаясь от боли и страха, советник попытался проснуться. Он кричал самому себе, что это всего лишь сон — но никак не мог очнуться от кошмара.

Боль становилась нестерпимой. Картины кровавого пиршества сплелись в единую круговерть, смешались, превратившись в клочья тьмы, истекавшей багровой жижей. Дыхание перехватило. Де Грилл забился на черепице, как рыба, вытащенная на берег, и понял, что умирает. И в тот же миг темнота полыхнула белым светом, а боль пронзила тело советника раскаленной иглой. Де Грилл вскрикнул от боли и покатился по черепице вниз. Раскинув руки, он остановился на самом краю, впившись пальцами в обожженную глину, и застыл, уставившись невидящими глазами в пропасть под собой.