Кровавое Крещение "огнем и мечом" - Виктор Поротников

— Верные слова! — вставила Тора, сидящая на стуле в длинном фиолетовом платье из аксамита, с голубым покрывалом на голове. Ее бледное лицо с точеным носом и светлыми бровями носило на себе оттенок потаенной скорби по трагически погибшей дочери. — От печенегов нас могут защитить городские стены, но как нам защититься от измены внутри стен?

— Я что-нибудь придумаю, — после краткого раздумья сказал Перегуд. — Мои слуги выследят тех, кто тайно сносится с печенегами.

— Я считаю, братья, нужно разбить печенегов под стенами Киева, — опять заговорил Добровук, — а для этого нам надо собрать еще одно войско, бросить клич среди бужан, древлян, северян и дреговичей. Я сам могу заняться этим немедля.

— Что ж, Добровук, действуй! — проговорил Перегуд, одобрительно покачав головой. — Возьми из княжеской казны злата-серебра на это дело.

В тот же день Добровук во главе полусотни всадников и с обозом, груженным сокровищами, выступил из Киева на запад в земли бужан.

Готовясь к осаде, Перегуд повелел своим дружинникам и слугам свозить в Киев съестные припасы из княжеских и боярских усадеб, из ближних и дальних сел. В Киев потянулись толпы смердов и ремесленного люда с Подола, с Заречья, от Заруба и Витичева. Люди везли на возах жен и детей, гнали с собой скот. Слух о надвигающихся печенегах срывал селян с насиженных мест, гоня их в леса и за неприступные стены Киева и Вышгорода.

* * *

Сидя верхом на рыжем мосластом коне, Владислав оглядывал дубовые стены и башни Киева, возвышавшиеся на круче за ручьем Крещатик. Бревенчатая крепость, возвышаясь на горе над рекой Почайной, словно парила над окружавшими ее низинами. Шестнадцать лет тому назад Владислав был вынужден бесславно бежать от стен Киева, так и не взяв город, изнуренный долгой осадой. В том бесславном походе союзниками Владислава тоже были печенеги, которые понесли страшный урон в битве с полками Святослава. Хан Куря в той сече лишился глаза. Ныне все повторяется, как и встарь…

Князь Владимир, сын Святослава, ушел в дальний поход к Дунаю, объятый честолюбивыми помыслами, оставив свой стольный град без сильного войска. Шестнадцать лет назад Святослав подоспел-таки с Дуная к киевлянам на выручку.

«Сумеет ли Владимир Святославич совершить такой же стремительный бросок из Болгарии? — думал Владислав. — По силам ли Владимиру тягаться с моей дружиной и с печенегами?»

К Владиславу подъехал на белом коне боярин Сфирн, облаченный в кольчугу и шлем, с красным плащом на плечах.

— Скоро ты взойдешь на киевский стол, княже, — улыбаясь, промолвил Сфирн. — Но ты можешь и уступить это право своему племяннику Святополку. Твоя сестра Предслава, думаю, будет не против этого.

— Еще чего! — проворчал Владислав, сузив свои большие голубые глаза под слепящими лучами полуденного солнца. — Святополк еще слишком мал, чтобы занимать стол княжеский. Я пришел сюда не ради Святополка!

Владислав отправил Сфирна к воротам Киева, дабы тот от его имени попытался уговорить киевлян сложить оружие. Заодно Владиславу хотелось узнать, кто из здешних бояр возглавляет киевскую дружину.

Для разговора с посланцем Владислава на крепостную стену поднялся воевода Перегуд. Стоя на верхней площадке стены, чуть нависавшей над запертыми воротами, Перегуд протиснулся в узкую бойницу. Для этого ему пришлось снять с себя шапку и плащ.

— Ба! Ты ли это, Сфирн? — воскликнул Перегуд. — Зачем ты к нам пожаловал?

— Князь Владислав предлагает киевлянам свою милость, ежели они откроют ему ворота, — задрав голову, громко проговорил Сфирн. Горячий конь под ним нетерпеливо крутился на месте и грыз удила. — Послушай, Перегуд, переходи на сторону Владислава, внакладе не будешь. В дружине у Владислава немало киевлян, коим не люб Владимир, сын рабыни.

— Я, может, и вступил бы в переговоры с Владиславом, не будь печенегов в его войске, — сказал Перегуд, глядя на Сфирна с пятисаженной высоты. — Ты же знаешь, приятель, что у меня зуб на печенегов. — Перегуд помахал обрубком своей правой руки. — Коль хан Куря тоже здесь, тогда мне и подавно не о чем разговаривать с Владиславом.

— Владислав обещает, что печенеги не войдут в Киев, ежели его жители присягнут ему на верность, — продолжил Сфирн. — Владиславу не нужен разоренный город. Сложи оружие, Перегуд. И я сам замолвлю слово за тебя перед Владиславом. Поразмысли, Перегуд, рать Владимира далеко, а дружина Владислава и печенеги стоят у реки Почайны.

— Я уже поразмыслил, Сфирн. — Перегуд швырнул сверху кожаный мешок, который упал к копытам Сфирнова коня. — Это мой ответ тебе.

Сфирн спрыгнул с седла и развязал мешок, из которого выкатилась отрубленная голова его сестры Прибыславы.

На подготовку к штурму у печенегов и дружинников Владислава ушло несколько дней, за это время осаждающие смастерили несколько сотен длинных лестниц, деревянные навесы для защиты от стрел и камней, большой таран из дубового ствола. После этого воинство Владислава и хана Кури двинулось на приступ сразу с двух сторон. Многочисленность печенегов и собравшихся под стягом Владислава зихов и касогов разбилась о неприступность киевских стен, об отвесные склоны рвов и оврагов, окружавших Киев. Когда все приступы были отбиты, то Владислав и вожди печенегов от злости отдали на разграбление своим воинам ремесленные пригороды Киева, окрестные села и усадьбы. Зловещие дымы пожарищ окутали Киев со всех сторон.

«Пусть злобствуют степняки и Владислав-злыдень, — молвил Перегуд своим приближенным. — Скоро постигнет их наше возмездие!»

Перегуд не зря так говорил, к нему пробрался гонец от Добровука, который уже спешил к Киеву с войском из бужан, северян и дреговичей.

Печенеги и касоги, рассыпавшиеся по деревням в поисках поживы, были застигнуты врасплох войском Добровука, которое подошло к Киеву со стороны Вышгорода. Не оказывая серьезного сопротивления, степняки бросались наутек к своим становищам, раскинутым на берегу реки Почайны. Однако и там печенегов ждала опасность в виде киевлян, вышедших за стены с оружием в руках и ворвавшихся во вражеские станы. Битва продолжалась полдня. Дружина Владислава была разбита, печенеги были обращены в бегство.

В сече Владислав оказался лицом к лицу с ярлом Эмундом, который ударом копья пробил Владиславу грудь навылет. Среди убитых печенегов был найден и старый хан Куря, сраженный ударом русского топора.

Стоя над мертвым ханом с мечом в руке в забрызганной кровью кольчуге, Добровук прошептал с мстительным торжеством:

— Это тебе расплата за князя Святослава, волчье отродье!

— Это плохо, Перегуд, что ты не углядел за княгиней Юлией, но за твою доблесть при обороне Киева от недругов я снимаю с тебя сию вину, — сказал Владимир и жестом разрешил воеводе подняться с колен. — Отныне ты всегда будешь моим ближником на пиру и в совете.

Владимир приблизился к двум челядинцам в белых длинных рубахах, которые держали в руках медные подносы. На одном из подносов лежала отрубленная голова Владислава, на другом — голова хана Кури. Обе отсеченные головы были завялены над дымом костра, поэтому выглядели пожелтевшими и заметно усохшими.