Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Клапка Джером

the German method, and prepared to enjoy it. Это была медленная, полная чувства мелодия, от которой по спине пробегал холодок. Но мы шепнули друг другу, что это немецкий способ смешить, и приготовились наслаждаться. I don't understand German myself. Сам я не понимаю по-немецки. I learned it at school, but forgot every word of it two years after I had left, and have felt much better ever since. Я изучал этот язык в школе, но забыл все до последнего слова через два года после ее окончания и с тех пор чувствую себя значительно лучше. Still, I did not want the people there to guess my ignorance; so I hit upon what I thought to be rather a good idea. Все же я не хотел обнаружить перед присутствующими свое невежество. I kept my eye on the two young students, and followed them. Поэтому я прибегнул к хитрой уловке: я не спускал глаз с молодых студентов и следовал их примеру. When they tittered, I tittered; when they roared, I roared; and I also threw in a little snigger all by myself now and then, as if I had seen a bit of humour that had escaped the others. Когда они хихикали, я тоже хихикал, когда они хохотали, я тоже хохотал. Кроме того, я по временам слегка улыбался, словно отмечая смешную черточку, которой они не уловили. I considered this particularly artful on my part. Этот прием я считал особенно удачным. I noticed, as the song progressed, that a good many other people seemed to have their eye fixed on the two young men, as well as myself. Через некоторое время я заметил, что многие из присутствующих, как и я, не сводили глаз с молодых людей. These other people also tittered when the young men tittered, and roared when the young men roared; and, as the two young men tittered and roared and exploded with laughter pretty continuously all through the song, it went exceedingly well. Они тоже хихикали, когда те хихикали, и хохотали, когда те хохотали. И так как эти молодые люди хихикали, хохотали и ржали почти непрерывно во время всей песни, дело шло замечательно. And yet that German Professor did not seem happy. Тем не менее немецкий профессор не казался довольным. At first, when we began to laugh, the expression of his face was one of intense surprise, as if laughter were the very last thing he had expected to be greeted with. Сначала, когда мы захохотали, его лицо приняло крайне удивленное выражение, словно он меньше всего ожидал, что его пение встретят смехом. We thought this very funny: we said his earnest manner was half the humour. Мы сочли это очень забавным и подумали, что в серьезности профессора — половина его успеха. The slightest hint on his part that he knew how funny he was would have completely ruined it all. Малейший намек на то, что он знает, как он смешон, погубил бы все. As we continued to laugh, his surprise gave way to an air of annoyance and indignation, and he scowled fiercely round upon us all (except upon the two young men who, being behind him, he could not see). Мы продолжали смеяться, и его удивление сменилось негодованием и досадой. Он окинул яростным взглядом нас всех, кроме тех двух студентов, которых он не видел, так как они сидели сзади. That sent us into convulsions. Тут мы прямо покатились со смеху. We told each other that it would be the death of us, this thing. Мы говорили друг другу, что эта песня нас уморит. The words alone, we said, were enough to send us into fits, but added to his mock seriousness-oh, it was too much! Одних слов было бы достаточно, чтобы довести нас до припадка, а тут еще эта притворная серьезность. Нет, это уже чересчур! In the last verse, he surpassed himself. В последнем куплете профессор превзошел самого себя. He glowered round upon us with a look of such concentrated ferocity that, but for our being forewarned as to the German method of comic singing, we should have been nervous; and he threw such a wailing note of agony into the weird music that, if we had not known it was a funny song, we might have wept. Он опалил нас взглядом, полным такой сосредоточенной ярости, что, не будь мы предупреждены о германской манере петь смешные песни, нам бы стало страшно. В его странной мелодии зазвучал такой вопль страдания, что мы бы заплакали, если бы не знали, что песня смешная. He finished amid a perfect shriek of laughter. Когда профессор кончил, все прямо визжали от смеха. We said it was the funniest thing we had ever heard in all our lives. Мы говорили, что в жизни не слышали ничего смешнее этой песни. We said how strange it was that, in the face of things like these, there should be a popular notion that the Germans hadn't any sense of humour. Нам казалось очень странным, что, несмотря на подобные песни, в публике существует мнение, будто немцы лишены чувства юмора. And we asked the Professor why he didn't translate the song into English, so that the common people could understand it, and hear what a real comic song was like. Мы спросили профессора, почему он не переведет эту песню на английский язык, чтобы все могли понимать слова и узнали бы, что такое настоящая комическая песня. Then Herr Slossenn Boschen got up, and went on awful. Тут герр Шлоссен-Бошен встал и разразился. He swore