Титулярный советник - Валерий Пылаев

— А дальше у меня в голове будто щелкнуло, — улыбнулся я. — Дай, думаю, попробую. И говорю следователю: а меня, дескать, ваше благородие, за то здесь держат, что у какого-то господина изволил кошелек из кармана вынуть.

— А он?

— А чего он? — Я пожал плечами. — Наорал на городовых и велел гнать меня, куда подальше. Меня тогда на улицу вывели, дали затрещину — да и отпустили.

— Да ну тебя! — Серега хлопнул здоровенной ладонью по столу — и рассмеялся так, что задрожала не только посуда, но и стекла в окнах. — Ай да Пашка! Всех обманул, выходит?

— Выходит, так. — Я отодвинул тарелку. — Хоть тут повезло. А так — сам понимаешь, брат — дело плохо. Пока в кутузке сидел, с работы поперли, ясен перец… Ты уж извини, что к тебе пришел. Хоть поел нормально… спасибо.

— Да не за что! Брось ты… Свои ж люди.

Серега перестал улыбаться — и явно о чем-то задумался. С таким напряжением, что на мгновение показалось, что у него сейчас пар из ушей пойдет. Я не торопил: похоже, сейчас он решал для себя что-то важное, и мешать уж точно не стоило.

— Пойдем. — Серега отодвинул стул и встал. — Покажу тебе кое-чего… Только молчком, ладно?

— Могила, — пообещал я.

И зашагал следом. Из кухни, потом направо, по длинному коридору — в самый конец. В здоровенной коммуналке на пять или шесть комнат Серегина семья занимала две. В одной жили мать и сестра, другую — совсем крохотную — занимал он сам. Мне уже пару раз приходилось бывать здесь в гостях, и я всякий раз удивлялся, как двухметровый кочегар вообще помещается в такой конуре. А Серега еще и умудрялся каким-то чудом разместить чуть ли не десяток гостей.

На узком топчане, на стащенных с кухни табуретках, на ящиках, подоконнике — а иногда и прямо на полу. В такие дни разговоры здесь велись полушепотом, а соседи и вовсе делали, что их вообще нет дома. Сейчас я их тоже, впрочем, не слышал. Кто-то мог работать в вечернюю смену или просто выйти погулять, но чутье подсказывало: скорее дело в том, что в гости к кочегару порой жаловали и весьма опасные люди.

А могли пожаловать и жандармы.

— Смотри сюда.

Серега приподнял край топчана и выдвинул на середину комнаты длинный деревянный ящик без крышки. Впрочем, даже будь тот закрыт и заколочен, как положено, мне все равно хватило бы мгновения, чтобы узнать то, что я уже видел не раз и не два — в училище.

Винтовки, седь-десять штук. До боли знакомые мосинские “трехлинейки”. Не аккуратно разложенные на подставках, а сваленные словно впопыхах, кучей. Вкривь и вкось, и поэтому уже успевшие кое-где затереться или поцарапаться. Но все равно явно новые, еще в смазке на всех металлических деталях. Будто только что с армейского склада.

Впрочем, откуда им еще было взяться?

В углу ящика я разглядел еще пару “наганов”, “маузер” и коробки с патронами. Не слишком много — но все же вполне достаточно, чтобы вооружить дюжину человек. И отправить их… куда прикажут. К примеру — хоть на штурм Зимнего под винтовки жандармов. А скорее уже гвардейских полков, если те вообще выполнят приказ, который государыне придется отдать.

И уже совсем скоро. В Серегиной комнатушке было тепло, почти жарко — но мои ноги будто примерзли к полу, а по спине между лопаток поползла холодная капелька пота. Все оказалось еще страшнее, чем я ожидал. Ни сам Серега, ни кто-либо из его ближайших друзей явно не занимал особого положения среди народовольцев. Рядовой парень, кочегар, разве что на ступеньку или две выше случайно забредших на сбор работяг — вроде Паши Корчагина, чью личину мне снова пришлось примерить. И если уж даже его комната превратилась в импровизированный оружейный склад — значит, все совсем плохо!

Стрельба, панцеры на улицах Петербурга, монотонный рокот пулеметного огня. Народовольцы с винтовками, гвардейские полки, пожары, Одаренные высших классов истребляющие несколько десятков человек одним взмахом руки… Конечно, я представлял такое и раньше — но до сегодняшнего все это казалось далеким, почти ненастоящим. Тем, что может случиться через полгода, через год — а может и не случиться вовсе.

Но на деле оказалось куда ближе. Огонь, в котором вполне могла сгореть дотла вся Империя, уже готовился вспыхнуть в ее сердце — Петербурге. Дед ошибся в своих прогнозах на несколько месяцев. Но ошибся и Багратион: времени не просто осталось мало.

Его не осталось вообще.

— Когда? — одними губами прошептал я.

— Скоро, брат, скоро. Уж мы им такого жару зададим, что мало не покажется.

Серега хлопнул меня по плечу и радостно оскалился. То ли не заметил моего ошалевшего выражения лица — то ли принял его за чистый восторг.

— Долго терпели, но теперь так врежем, что да самого Парижу побегут прятаться, — усмехнулся он, задвигая ящик обратно под топчан. — Ты ведь с нами, Пашка?

— То есть?.. — осторожно уточнил я.

— У нас много друзей — так что винтовок теперь на всех хватит. Руки нужны — а уж у тебя рука крепкая. — Серега уселся на топчан. — Уж я-то на своей морде попробовал… Пойдешь с нами?

— Я-то пойду — мне терять нечего. — Я пожал плечами. — А у тебя мама, Иринка… Если убьют — кто их кормить будет?

— Наши не бросят. — Серега тряхнул головой. — Да и кто меня убьет? Питер теперь, считай наш, Павлуха.

— Ну уж, — вздохнул я. — А гвардия? А боевые маги?

— Гвардия не сегодня-завтра разбежится. — Серега с довольным видом развалился на топчане. — А маги… Эх, сказал бы я тебе — но нельзя пока.

— Что — нельзя?

На этот раз Серега молчал почти полминуты. Видимо, данное кому-то из старших обещание вступило в смертельную схватку с желанием поделиться радостной новостью… и проиграло.

— Ладно так и быть. — Серега снова уселся и продолжил заговорщицким шепотом: — Я уж не знаю, как там, наверху это провернут, но зуб даю — не врут. Ничего нам твои боевые маги сделать не смогут.

— Это почему? — поинтересовался я.

— А потому, брат, — Серега торжествующе улыбнулся. — Что еще день-два — и не будет в Питере никакой магии.

Я сначала даже не понял, что произошло. Не понял — хоть уже и испытывал подобное не один раз. Привычный мир схлопнулся до видавшего виды и насквозь прокуренного салона такси. Я будто перестал разом и видеть, и слышать… хотя зрение и слух остались при мне. Чем-то было похоже на надетый на голову мешок. Достаточно потертый и дырявый, чтобы казаться полупрозрачным, шуршащий по ушам. Пыльный и грязный, неприятный — его хотелось поскорее скинуть.

Но не вышло — и недовольство тут же сменилось страхом. Я завертел головой по сторонам, выискивая неведомую опасность, вцепился в “парабеллум” под курткой — и только потом заставил себя сесть ровно и если не успокоиться, то хотя бы перестать дергаться, как заяц, угодивший в капкан.