Запрет на студентку - Мария Летова

— Не запрещено, — вдалбливает эти слова костяшкой пальца в столешницу. — Для паренька-аспиранта или преподавателя, да ради Бога!

Но не для заместителя декана, тем более с такими последствиями! Это же ну просто скандал! Ты понимаешь, что сейчас это растечется…

— Я разберусь, — обрубаю, прежде чем ее понесет дальше.

Клокочущая внутри ярость становится неуправляемой. Просто, твою мать, чувствую, как наливаются кровью глаза!

— Конечно разберешься! — долбит она по столу. — А мне что делать, мне как с этим разбираться?!

— Для начала пусть снесут это нахрен с портала! — гаркаю.

— Горе мне горе, — воет, прикрывая ладонью глаза. — Где ты эту девчонку откопал, как вообще додумался…

Да чтоб оно все провалилось!

— Анна! — врезаю кулаком о стол с такой силой, что она подпрыгивает вместе с ним. — Это моя личная жизнь! И это моя проблема, не твоя!

Кроме спокойствия, я нихрена, ни единого правила не нарушил!

— Как людям в глаза смотреть будешь? — сотрясает она руками воздух.

— А вот это, — забираю свою куртку, быстро направляясь к двери. — Тоже моя проблема, — взявшись за ручку, смотрю на Повелецкую через плечо.

— Я могу рассчитывать на твою поддержку?

Рухнув на свое кресло, она безвольно машет рукой:

— Куда уж тебе без меня…

Кивнув, выхожу за дверь и сразу же посылаю Татьяне за секретарским столом такой взгляд, от которого она вжимает голову в плечи, прячась за монитором компьютера.

Вот так, твою мать!

— Готово…

Обернувшись на голос Семена, штатного айтишника, показываю ему класс, прижимая к уху раскаленную трубку своего неунимающегося телефона.

Звонки от сестры игнорирую в принципе, как и звонки от матери. То, что они трезвонят без перебоя говорит о том, что моя семья в курсе ситуации.

Чтобы они не собирались мне сказать, сейчас это не имеет никакого значения. Все, что имеет значение сейчас — это не позволить своей злости расплескаться на любого находящегося поблизости человека. Она растет с каждой секундой. Кажется, никогда за всю свою жизнь я не был настолько неуправляемо зол. И моя злость растет по двум причинам: первая — наша с Любой переписка была слишком личной даже по самым скромным меркам, второе — телефон моей юной любовницы находится вне зоны действия сети, и если она не появится в сети в ближайший час я просто…

Просто достану ее из-под гребаной земли!

— Вот тут айпиадрес отправителя, — продолжает Семен, пока вышагиваю перед его столом, пытаясь дозвониться до паренька, ИТ-гения, с которым общался на юбилее губера три дня назад.

Поправив свои очки, поднимает на меня глаза, и я очень благодарен ему за то, что в его взгляде отсутствует какое-либо выражение. Как и во взгляде четырех его подчиненных, которые где-то за моей спиной делают вид, будто их не существует. Это спасает меня от необходимости ставить людей на место, потому что любое юродство в свой адрес сегодня я буду топтать и карать, как долбаный, твою мать, терминатор!

— Можно вычислить отправителя… — протягивает мне бумажку. — Но это не ко мне. У меня таких возможностей нет.

Не знаю на кой черт мне искать отправителя, ведь я просто не сомневаюсь в том, что Любовь Стрельцова знает кто этот отправитель. Потому что к утечке нашей переписки я и мой телефон не имеем никакого отношения хотя бы потому, что это подтвердил Семен.

Тогда какого хрена происходит, твою мать?!

В самых безумных снах я мог бы решить, что она сделала это специально, но правда в том, что я знаю ее достаточно. Я не сомневаюсь в том, что прямо сейчас она прячется от мира где-нибудь под одеялом или в шкафу!

Она прячется и от меня!

Я не злюсь на нее. Уже не злюсь. Если она думает, что злюсь, то она маленькая дурочка. Если она в чем-то виновата, пусть просто расскажет мне об этом.

Желание увидеть ее сжигает изнутри.

Увидеть и вытрясти из нее всю правду, а потом спрятать ее от всего этого дерьма. Я просто дурею от того, что сейчас она справляется со всем этим в одиночку! Как бы не выкручивала она мои причиндалы, с этим дерьмом она без меня не справится.

“Где ты, твою мать?” , — рычит мое подсознание, скребясь под кожей когтями.

Нажав отбой, забираю у Семена бумажку со словами:

— Что с соцсетями?

— Сейчас почищу что смогу, — передергивает он плечами. — Но только то, что наше, университетское. Остальное… кхм, — откашливается в кулак. —

Сам.

— Ясно, — киваю, покидая кабинет айтишников.

В полупустых коридорах главного корпуса мне попадаются редкие студенты.

Все как обычно, за исключением того, что теперь кто-то из них с головой нырнул в мое личное пространство, и когда я узнаю кто это сделал, буду беспощаден.

Выйдя на улицу, трусцой сворачиваю к аллее, направляясь на стоянку и запуская двигатель своей машины с брелка. От холода сводит челюсть, но это бодрит. Мысли постепенно выстраиваются в правильном порядке, и я формирую стратегию, в которой еще много пробелов, но она, по крайней, мере есть.

Забравшись в салон, сжимаю пальцами руль, глядя в одну точку.

Я знаю, что замазать такой скандал с ноги не получится. Я знаю, что моя репутация получила пинка под сраку. Знаю, что в кругу моего общения мне будет крайне неуютно ближайшее десятилетие. Знаю, как выгляжу в глазах многих, даже в глазах своей семьи. И на все это от начала и до конца мне сейчас плевать. Мне не плевать только на то, что сейчас творится в голове

Любы и где она, черт ее дери!

Мне необходимо ее увидеть. Просто необходимо. Это похоже на агонию. Я точно знаю, что после того, как ее найду, никогда в жизни не отпущу. Если… я все еще ей нужен. А если нет…

Что ж.

Если нет, для меня это будет печальный финал.

Закрыв глаза и откинув голову на сиденье, издаю тихий смешок.

Очень печальный финал.

Прежде чем завести машину, связываюсь с пиарщиком Чернышова, прося побыть буфером между мной и городским пресс-сообществом. Просить о помощи Марго нет никакого желание.

Врезав кулаком по двери Любиной квартиры, снова прихожу в бешенство, потому что в квартире ее по-прежнему нет.

— Придушу тебя… — бормочу, прижавшись к кулаку лбом и усиленно соображая.

Я не смогу по-человечески разгребать нашу проблему, пока ее нет со мной!

И то, что ее нет по месту прописки окончательно гробит мое терпение.

Выпрямившись, смотрю на дверь сквозь эту взрывоопасную пелену.