Европа и ислам. История непонимания - Франко Кардини

Турки играли важную, хотя и двусмысленную, роль в самосознании христиан, если говорить о тревожном времени кануна Реформации. В конце концов, кого винить в успехах турок, как не самих христиан, движимых греховными страстями? Что навлекло на христианский мир гнев такой силы со стороны Господа — заблуждения еретиков или пороки церкви, недостатки верующих или безнравственность папской курии и прелатов? Следует ли неверных — без сомнения, ставших орудием этого гнева, — рассматривать как предвестников прихода Антихриста или как небесную кару? Необходимо ли, полезно ли и вообще — правомочно ли бороться с неверными?

В своей «Похвале глупости» Эразм Роттердамский любую войну, включая войну против неверных, поместил в разряд «глупости». В его «Жалобе мира» («Querela pacis»), изданной в 1517 году, когда еще оставалась надежда избежать прямого столкновения Франции и Габсбургов, Мир сокрушается по поводу несчастий, которые человек навлекает сам на себя по глупости: разве не постыдно, что христиане убивают друг друга и, тем не менее, с презрением называют турок «врагами Христа», словно они сами, христиане, ведут себя лучше турок? Говорят, что турки приносят жертвы дьяволу — а разве христианин, убивающий другого христианина, не делает то же самое? Турки, конечно, представляют собой угрозу, но это еще одно доказательство глупости христиан, которые воюют друг с другом, несмотря на опасность вокруг них, и при этом сами иногда заключают соглашения с теми же турками.

Эразм никогда не высказывался категорически против крестовых походов, рассматривая их как меньшее зло по сравнению с войной между христианами: последняя заслуживает особо сильного порицания, так как воюющие напрямую помогают туркам. В послании из Базеля, написанном Паулю Вольцу 18 августа 1518 года, использованном в качестве вступления к базельскому изданию «Наставления христианского воина» («Enchiridion militis Christiani»), Эразм утверждал, что единственное убедительное условие для мира — это мир: бессмысленно готовить мир, продолжая войну. Говоря о провозглашении римским Папой в 1517 году нового крестового похода, Эразм в письмах, написанных в последующие несколько лет, возвращался к мысли о том, что единственный способ одержать верх над турками — как можно более точно следовать учению Христа. С особой силой Эразм заклеймил тщетность войны против мусульман в своих «Адагиях» («Война сладка тому, кто ее не изведал» — «Dulce bellum inexpertis»), именно потому, что здесь подобная война частично оправдывается. И все же, отмечал Эразм, дела христиан плохи, если успех их дела зависит от подготовки к войне с неверными. Туркам следует продемонстрировать христианские добродетели, а не вооружение христиан. Насилие со стороны других никогда не следует использовать для оправдания своего собственного. Христиане должны защищаться от мусульман, если те нападут, но при этом неуклонно следовать принципам своей веры. Даже во время войны христианские ценности должны стоять на первом месте.

К началу Реформации многие христиане Европы испытывали то же самое чувство, которое охватывало восточных христиан перед падением Константинополя: лучше турецкий тюрбан, чем папская тиара. На традиционное же обвинение инквизиции в том, что еретики и схизматики «хуже неверных», протестанты отвечали, что Папа и его прелаты более коварны и опасны, чем турки. Хотя в течение многих лет католики и протестанты выдвигали друг против друга обвинения в союзе с неверными, и те и другие всегда понимали, что лучше вступить в союз с неверными, чем с христианами враждебного толка. Правда, что Лютер яростно нападал на мусульман; но правда и то, что когда поборники Реформации касались крестовых походов, они осуждали не конечную цель, а систему десятин, обетов и индульгенций, лежавшую в основе военных экспедиций по крайней мере с тринадцатого столетия, когда правовая сторона крестовых походов была разработана такими юристами, как Генрих Сузский или Синибальдо Фьески.

С началом Реформации Папа посчитал необходимым отложить все планы объединения христиан против турок. В мае 1518 года он говорил об этом в письме саксонскому курфюрсту Фридриху Мудрому. Через два года Папа послал курфюрсту экземпляр своей буллы «Восстань, Господи» («Exurge Domine»), особо подчеркивая, что бунт Лютера благоприятствует османам. Имелись объективные причины, делавшие это заявление правдоподобным. Несомненно, что Лютер, говоря о принципе божественного воздаяния, несколько раз называл турок орудием божьей кары в отношении папистов. Лев X осудил это заявление в своей булле (1520), но Лютер затем воспроизвел его в явно вызывающей форме, утверждая, что Западу не следует ни отправляться в поход против мусульман, ни участвовать деньгами в этом мероприятии, так как мусульмане ведут себя намного благоразумнее католических иерархов. Когда Шпеерский рейхстаг в 1529 году постановил, что призывать к реформе церкви следует как можно более сдержанно, Лютер через несколько месяцев (в сентябре) провозгласил о нейтралитете, своем и своих сторонников, в христианско-мусульманском конфликте, несмотря на то, что именно тогда шла драматическая осада турками Вены. В своем «Письме братьям в Нижней Германии» Эразм прямо утверждает, будто солдаты Лютера выкрикивали, что «некрещеный турок» (султан) лучше «крещеного турка» (императора), и что на знаменах воинов из Нидерландов были изображены полумесяц и девиз «Лучше турки, чем паписты» (Plutost Turcs que Papaux).

Подобные факты объясняют, почему в католических землях в этот переломный момент начали звучать утверждения о «сходстве» между протестантизмом и исламом. Протестанты в ответ на это обвинили самих католиков, повторяя доводы Джона Уиклифа: тот, примерно в 1378–1384 годах, когда казалось, что угроза мусульманского вторжения миновала, утверждал, что погрязшая в безнравственности и мерзостях римская церковь стала похожа на ислам. Вот почему, продолжали поборники Реформации, нравственное обновление церкви более необходимо, чем война против ислама, который будет побежден без всякого оружия, если христиане исправятся и смогут поставить свою добродетель в пример мусульманам. Как раз при помощи таких аргументов в эпоху Реформации и Контрреформации возникло различие между понятиями «защита Европы» (defensio Europae) и «защита христианства» (defensio Christianitatis).

Среди лютеран тем временем — не без усилий со стороны таких видных деятелей, как Юстус Ионас и Меланхтон, — распространялось толкование седьмой главы книги пророка Даниила, согласно которому «небольшой рог» Зверя — это турецкая империя. (Кальвин, по всей вероятности, с этим бы не согласился). На такой трактовке настаивал и сам Лютер. Со своей стороны Эразм — возможно, косвенно побуждаемый императором — в ответ на послание Лютера от 1529 года «О войне против турок» («Von Kriege wider die Türken») в следующем году написал во Фрайбурге небольшой трактат, озаглавленный «Полезнейшее рассуждение насчет войны с турками» («Utilissima consultatio de bello Turcis inferendo»). To была кульминация его многолетней деятельности, состоявшей в призывах к европейским правителям прекратить вражду и выступить единым фронтом против общего врага.

И сам Лютер, как все немцы того времени, был встревожен турецким натиском, но не слишком сильно: Саксония, где он жил, находилась в безопасности от возможного вторжения, а нападение османов на Вену, оплот католицизма, не слишком его расстроило. Лютер неоднократно ставил на одну доску всех своих противников — евреев, турок, папистов, последователей Цвингли и так далее, — не делая различий между ними. Турки довольно часто упоминаются в его знаменитых застольных речах (Tischreden).