Бетанкур - Дмитрий Кузнецов

Через неделю Бетанкур приступил к обязанностям представителя торгового дома «Bregeut». Семья переехала в новую квартиру, на втором этаже того же дома, где находилось торговое представительство. Немного позже в Лондон из Франции по настоятельному приглашению Бетанкура прибыл его соотечественник, дон Бартоломе де Суреда-Мисероль. Талантливый молодой человек был уроженцем острова Майорка. Суреда обладал огромным творческим напором и был влюблён и в механику, и в Бетанкура, который всеми силами старался выбить для него пенсион от испанского правительства. Когда это не удалось, Бетанкур пригласил Суреду в Англию за свой собственный счёт. И не пожалел.

Бартоломе де Суреда сопровождал Бетанкура в бесконечных походах по фабрикам и мануфактурам, где в мастерских и цехах они проводили по многу часов, досконально изучая производство. Хотя Британия в это время переживала индустриальную революцию, в стране не существовало никаких инженерных школ — всё строилось на индивидуальном ученичестве. Поэтому посещение предприятий было важной задачей Бетанкура.

Благодаря своему очень приличному английскому Августин быстро вошёл в круг видных английских учёных и механиков, таких как Бриннель, Модели, Синклер, и изобретателей — Брама, Мэрдок, Рэнни. Все они были, с одной стороны, талантливыми инженерами, а с другой — хозяевами своих производств. И были кровно заинтересованы в качестве и конкурентоспособности своих изделий. При этом они боялись конкуренции с Францией и охотно делились промышленными секретами с подданным Его Королевского Величества Испании.

Мэрдок подробно рассказал Бетанкуру, как он добился абсолютной точности в работе паровых машин. Джон Рэнни похвастался, как ему пришла в голову смелая идея заменить в водяных мельницах деревянные колеса на стальные. Джозеф Брама показал новый строгальный станок для древесины и гидравлический пресс. Больше всего Бетанкура восхитило изобретение Генри Модели — каретка для токарного станка: с её помощью можно было нарезать резьбу болтов и фрезеровать зубчатые колёса.

После многолетней работы в Королевском кабинете машин в Мадриде, где Бетанкуру в основном приходилось иметь дело с макетами и чертежами, живая работа вдохновила его, намного расширив научный кругозор. В Лондоне Бетанкур занялся проектированием паровых машин и механической трансмиссией для очистки дна рек и каналов. На одну из барж он установил мощную паровую машину, приводящую в действие механический ковш. Так появилась первая драга. Конечно, и до изобретения Бетанкура сначала в Венеции, а затем в Великобритании, благодаря английским инженерам Савари и Гриншоу, уже применялись подобные механизмы, основанные на замкнутой цепи, в пазах которой размещалось сразу несколько ковшей, однако все эти сложные системы приводились в движение только с помощью ручного привода.

Драга Бетанкура была огромным шагом вперёд по пути технического прогресса. Он добился взаимодействия паровой машины с механическим приводом. Сразу несколько ковшей непрерывно углубляли дно фарватера канала или реки, выбрасывая песок или рыхлый грунт в специальные лодки, отвозившие отработанный груз на берег. За этот проект от Общества поощрения искусства, промышленности и торговли Бетанкур получил премию, затем два специальных приза от Королевского сельскохозяйственного общества в Лондоне, избравшего его своим почётным членом. Однако построить настоящую драгу в Англии испанскому инженеру так и не удалось. Плавучая землечерпательная машина осталась только в виде макета.

Позднее Бетанкур сделал несколько попыток запустить проект во Франции, затем в Испании, но нигде его смелый замысел не смог воплотиться. Осуществит он его только через шестнадцать лет в далёкой России! Но тогда в Англии об этом он даже не мог и помыслить. Землечерпалка, работавшая в пятьдесят раз эффективнее своих аналогов (она могла углублять дно канала до 7,5 метра), оказалась в Европе никому не нужной игрушкой.

В 1795 году Бетанкур пережил сразу две трагедии. На Канарских островах, в возрасте семидесяти пяти лет, умер отец, а потом дочь, которой не исполнилось ещё и года. В один из дней девочку охватил жар. Срочно послали за доктором. Пришёл опытный, пожилой, очень рассудительный врач. Уже через два дня наступило заметное улучшение. Осмотрев ребёнка ещё раз, доктор заключил, что девочка окончательно спасена. Однако вечером ребёнок начал задыхаться и корчиться от страшных приступов удушья. Родители снова послали за доктором, но, когда он пришёл, всё уже было кончено. Ребёнок умер, а лицо Бетанкура превратилось в маску беспредельной скорби, пока острая душевная боль, обнажив ярость, не сорвала её. Анна ещё никогда в жизни не видела, чтобы взгляд мужа пылал такой неукротимой ненавистью. Он был готов спустить врача с лестницы, но жена опередила его. Зная вспыльчивый характер мужа, она бросилась ему на шею, зарыдав. Таким образом жизнь врача, по всей видимости, была спасена.

Несколько часов Бетанкур не отходил от трупика ребёнка: то садился на стул рядом с детской кроваткой, то бегал по комнате, то ложился на кушетку и успокоился только тогда, когда, выпив две пинты красного вина, заснул прямо за столом, с бутылкой в руках.

Когда он проснулся, девочку из комнаты с наглухо задёрнутыми шторами уже унесли. Несколько дней Августин не находил себе места, пока вместе с Бартоломе Суреда не уехал из Лондона в Бирмингем. Только работа помогла ему справиться с горем. Более чуткого и отзывчивого человека, чем Суреда, Бетанкур никогда не встречал.

В одном из писем Бетанкур напишет: «Были известны до моего последнего отъезда из Испании таланты рисовальщика и архитектора, которыми обладал уже упомянутый мной Суреда. Я предложил ему поехать вместе со мной в Лондон, пообещав ему оплатить из моего жалованья все его расходы. Его прилежание было столь высоко, что после немногих уроков у известного рисовальщика (которые оплатил я, по сто реалов за каждый) он почти сравнялся со своим учителем. Потом он научился прекрасно гравировать, по одному новому методу. Вскоре я смог привлечь его на одно из главных производств Англии, приобщил его к плавке, различным операциям с железом и конструированию машин. В это же время он имел возможность ознакомиться с производством losa Inglesa — английских плит, и он занимался этим, пока не овладел в совершенстве».

В Лондоне Суреда овладел и двумя новыми способами гравирования тона в офорте — акватинта и акватипия. Суть первого сводилась к тому, что на печатную форму перед травлением наносилась кислотоупорная смола — канифольная, асфальтовая или пудра или порошок другого происхождения, они при нагревании печатной формы плавились и образовывали на поверхности доски покрытие. Таким образом сквозь мельчайшие расстояния между частицами металл протравливался на разную глубину. Такая технология позволяла при печати создавать на оттисках различные тональные плоскости, состоящие из множества точек; при этом размер гранул смоляного порошка или пыли (её дисперсность) сказывалась на фактурных и тональных характеристиках, что и было основной целью этого вспомогательного вида гравюры на металле. Акватинтные пятна позволяли достигать чрезвычайно сильных эффектов в самом широком диапазоне, зависящем от величины, формы и разрежённости протравленных углублений.