Служители тайной веры - Роберт Святополк-Мирский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Савва отправился вверх по главному дымоходу и, выглянув наружу, убедился, что замок хорошо охраняется вокруг, так что выскользнуть через ворота или какое-нибудь окошко невозможно.
Тогда он спустился в бронный зал, уже очищенный от ценностей людьми Антипа. Савва давно уже знал все механические секреты замка и способы приведения их в действие. Он заперся изнутри и повернул шар в рукоятке кресла князя Семена.
Квадрат пола в нескольких шагах от стола моментально опустился. Савва присел на краешке квадратного люка и заглянул вниз. Он привык к темноте и даже в слабом свете факелов бронного зала, едва освещающих темницу через отверстие люка, сразу увидел прикованных к стене князя Семена, Осташа и Степана.
Они тоже узнали его, и князь радостно зашептал, отчаянно жестикулируя к звеня цепями. Будь Савва действительно глухим, он наверняка не понял бы бессмысленной и отчаянной жестикуляции князя, но так, как это обычно бывает, князь машинально вслух произносил слова, которые пытался передать знаками. Из этих слов Савва понял, что князь Семен Вельский намерен озолотить его и обещает все, что угодно, за свое спасение, просит бросить в люк веревочную лестницу, отнятую у Медведева и находящуюся в бронном зале, а затем, пользуясь тем, что у двери нет часовых и подземелье пустует, принести из кузницы молот и разбить цепи.
Савва решил, что он недостаточно компетентен, чтобы самому принять столь ответственное решение. Он мимикой и знаками успокоил узников, пообещав скоро вернуться, и, сев в кресло князя, повернул левый шар, закрыв люк в темницу. Затем он повернул шар в правом подлокотнике кресла, вышел через подземный ход на опушку леса и вскоре, никем не замеченный, прокрался к дому королевского бобровника.
Никифор сидел на веранде и, разглядывая луну, жевал свою травинку. Он услышал шорох и, повернув голову, увидел измазанную сажей, черную, ободранную фигуру Саввы, который появился в сопровождении виляющего хвостом Князя, узнавшего по запаху того, чьи письма он ежедневно носил.
Никифор, ни слова не говоря, быстро провел Савву в маленькую комнатку, крепко обнял и нетерпеливо спросил:
— Что там происходит, брат мой? Рассказывай скорее!
Савва попытался улыбнуться, потом открыл рот, произнес какой-то нечленораздельный звук, откашлялся, снова открыл рот и смог только невнятно и глухо вымолвить:
— Не могу... Говорить трудно... Отвык... Дай бумагу...
Никифор протянул лист, и Савва стал быстро писать, четко и точно изложив все, что произошло в замке.
По мере того, как Никифор читал написанное, не отрывая глаз от пера, которым быстро водил по бумаге Савва, глаза его расширялись от изумления. Наконец он расхохотался и этим, в свою очередь, удивил Савву, который не видел ничего смешного в такой сложной ситуации.
Никифор сжег бумагу и сказал:
— С князем Семеном покончено, Савва. Он нас больше не интересует. Сейчас ты сделаешь свое последнее дело в Горвале и немедленно отправишься к Трофиму на Черное озеро. Он передаст тебе дальнейшие указания Преемника...
...Савва вернулся в темницу с тяжелым молотом и, убедившись, что в коридорах подземелья никого нет, быстро разбил цепи на руках князя и его дворян.
Справедливости ради надо сказать, что не все чувства умерли в душе князя Семена. Когда Савва освободил узников и они очутились в лесу, где их ожидали лошади, Семен впервые в жизни почувствовал нечто вроде благодарности и снизошел до того, что обнял и поцеловал грязного, черномазого Савву. Это был единственный искренний поцелуй в жизни князя Семена.
Но ирония судьбы заключалась в том, что у князя было много верных, истинно преданных слуг, и никому из них он не доверял, в то время как Савва, единственный человек, завоевавший полное доверие князя и чуть не заставивший его прослезиться, услужливо подставляя Семену стремя, готовился загнать его сейчас в самую страшную для него ловушку... Никогда и никто не предавал князя так коварно, как Савва, но князь Семен Вельский не только никогда не узнал об этом, — напротив, — всю жизнь он вспоминал Савву как единственного безупречного слугу и постоянно ставил его в пример другим, когда хотел указать на образец верности и преданности...
Выбираясь из подземного хода, князь в спешке поскользнулся и, упав, сильно поранил ногу об острый каменный выступ. Кровь не переставала течь из раны на бедре, и, отъехав подальше от замка, они остановились, чтобы князь мог перевязать ногу.
— Сейчас... — лихорадочно и зловеще шептал князь. — Сейчас, сейчас... Мы доберемся в Речицу, и не успеют все эти мерзавцы опомниться, как будут окружены двумя сотнями королевских воинов, и уж тогда... Тогда я ни одного не пожалею... Никого, мерзавцы, не пожалею!..
Морщась от боли, князь разорвал на себе рубаху. Вдруг его осенила какая-то мысль, и он схватил за руку Степана.
— Степа! Я боюсь, что Медведев и его компания успеют ускользнуть до нашего возвращения! Бумагу! Скорее перо и бумагу!
Ни у Степана, ни у Осташа не оказалось бумаги и пера.
Савва «догадался» по жестам князя, что ему нужно, вытащил из-за пазухи скомканный листок из Библии и, нырнув в кусты, вернулся оттуда с якобы найденным там гусиным пером.
— Ах, Савва, Савва, снова ты меня выручаешь! — горячо воскликнул князь. — Зачем я подозревал тебя сначала?.. Чем писать? Чем писать? — спрашивал он, озираясь, и вдруг зловеще расхохотался. — Кровью! Да-да, именно кровью будет написан приказ, и эти несколько капель моей крови дорого обойдутся всем Медведевым, Картымазовым и Бартеневым...
Свирепо бормоча что-то под нос, князь с наслаждением царапнул пером по кровоточащей ране и развернул лист.
На листе было написано большими, аккуратно выведенными буквами:
13. Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими;
14. Потому у то тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь и немногие находят их...
Князь Семен Вельский машинально пробежал глазами два стиха из «Евангелия от Матфея» и поверх библейского текста наискосок страницы размашисто написал, царапая бумагу кровавым пером:
«Наказываю Пахому Воронцу занять известные земли на той стороне Угры, нещадно предав их огню и мечу!»
Капелька крови упала с пера и образовала маленькую кляксу. Князь Вельский превратил ее в свою подпись и протянул лист Степану.
— Не зная устали, голода и жажды, скачи на Угру, и через полдня после того, как ты появишься у Сапеги, где стоят наши люди, пусть запылает вся земля по обе стороны этой проклятой реки!
Степан поклонился и поставил ногу в стремя.
— Скачи лесом напрямик, сейчас сухо, — продолжал князь. — Ты должен поспеть раньше, чем доберутся туда эти трое, если им удастся сейчас уйти! И пусть, вернувшись, они застанут на месте своих домов руины, а на каждой березе их лесов будут болтаться все, кто останется в живых, после того как Воронец пройдет по этой земле! А если Сапега вдруг не даст своих людей в помощь... Слышишь, Степан, — если он почему-либо не захочет вмешиваться, — тогда ты примешь командование над сотней Воронца! С этими людьми тебе не одолеть Леваша, но земли Медведева и Картымазова ты превратишь в пепел!