Юджин - повелитель времени. Книга 4. Все женщины - химеры - Гай Юлий Орловский

- Думаешь, кормится воронами?

- Вообще свою территорию, - пояснил я. - Потому давай сперва взад, а потом крюк…

- Давай, - согласился он. - Перед человеком я бы постыдился отступать, а перед каким-то крикуном в ночи…

- Это была самка, - предположил я.

- Да, - поддержал он охотно, - они крикливее. Да перед самкой и отступить не стыдно, как думаешь?

- Конечно, - согласился я. - Они не соперники. Мы им уступаем для того, чтоб их унизить. Показать им наше превосходство.

Он посмотрел на меня с такой благодарностью, что мне даже стало неловко за свой умело подвешенный язык и насобаченность в жонглировании доводами.

- Что-то не нравится, - сказал он, - переть вот так в ночи… Вон там поляна, остановимся до рассвета?

- Выбирай место, - ответил я. - Я бы вообще остановился и не двигался, как вон те деревья.

Он посмотрел на деревья, еще раз посмотрел, голос его прозвучал очень настороженно:

- Лучше проедем дальше. Эти деревья как раз ночью и двигаются.

- Что?… Деревья?

Он кивнул.

- Медленно, но если заснешь под ним, то корни вылезут из-под земли и спеленают достаточно крепко, чтобы утащить поглубже. Так что давай вперед, я скажу, где переждем ночь…

Вообще не представляю, как бы ехал по чужим средневековым дорогам без такого напарника, который знает здесь все настолько, словно с лупой в руках прополз все королевство вдоль и поперек.

Правда, был момент, когда и я почти что блеснул, наши кони пошли по лесной дороге, хотя достаточно широкой и проходимой для повозки, и я вдруг ощутил странное чувство неуверенности и даже ошибочности того, что делаем.

Фицрой проехал вперед, но меня нет рядом, обернулся.

- Ну что там?

Я покинул седло, прошелся вдоль дороги. Фицрой повернул коня и смотрел, как я присел и щупаю кончиками пальцев землю.

- Да что там?

Я сосредоточился, покряхтел, очень неуверенный, что не сяду в лужу, Фицрой поглядывает с интересом, ждет откровений.

- Его провезли, - проговорил я не совсем уверенно, - не по этой дороге. След свежий, но я не чувствую

Рундельштотта.

Он хохотнул:

- Что, старик настолько вонюч?… Ладно-ладно, но он что, хлебные крошки бросал? Так их муравьи растащат еще до того, как птицы склюют…

- Просто чувствую, - сказал я. - Мы же долго работали с ним бок о бок. Что-то да осталось…

Он прервал:

- Тогда поищем другую дорогу?

- Спасибо, - ответил я.

Он изумился.

- За что?

- За доверие, - ответил я с неловкостью. - Это же так… ощущение. Может и подвести.

- Но ты же мой друг, - возразил он резонно, - кому еще верить, как не друзьям?

И, не дожидаясь ответа, повернул коня в сторону от дороги.

К счастью, ночь короче дня, я только-только успел вздремнуть, как ощутил грубый толчок в плечо.

- Ну и спишь… Бабы снятся?

Я с трудом разлепил глаза, тело затекло, спать, вот так скрючившись на голой земле, почему-то неуютно, а надо мной морда доисторического животного, ах да, это же мой конь обнюхивает меня, как морковку…

Фицрой уже с седлом в руках отошел к своему скакуну и набросил ему на спину. Лес давно проснулся, птички в ветвях не чирикают, а вопят, свет изредка пробивается вниз, и тогда на земле колышутся призрачные муаровые узоры.

- Какие бабы, - просипел я запоздало, - не до баб…

- Иди умойся, - посоветовал он доброжелательно. - Что-то ты, на мой взгляд, не очень привычен вот так в седле сутками… Или тебя возили на телеге? Ха-ха…

- На носилках, - буркнул я.

- Иди-иди, - сказал он уже серьезно. - Я оседлаю и твою лошадку.

Пару часов неслись то галопом, то переходили на экономную рысь, потом Фицрой начал как-то слишком уж озабоченно присматриваться к следам, хмурился, качал головой.

- Что-то тревожит? - спросил я.

- Ты чуешь Рундельштотта, - ответил он хмуро, - я чую рехаллов. Их много!… И сейчас сбиваются в стаю.

- Это опасно?

Он хмыкнул:

- Рехаллы опасны сами по себе даже поодиночке. Но раз в год сбиваются в стаю. Это что-то типа того, что люди называют собачьей свадьбой. В это время ничто не встанет на пути рехаллов.

- Не прорвемся?

Он покачал головой.

- Даже с твоей боевой магией. Нам придется сделать немалый крюк, чтобы миновать это место.

Я скривился.

- Сколько потеряем?

- Не больше суток, - заверил он. - В крайнем случае двое. Это смотря какая дорога. Но потом придется гнать во весь опор. Мы еще не определили, по какой увезли Рундельштотта.

Я молча повернул коня за ним.

Некоторое время мчались поперек, другая дорога обнаружилась достаточно скоро, однако настолько заброшенная, что на ней последний раз взбивали пыль копыта не меньше месяца тому.

Деревья постепенно становятся толще, массивнее, выше, кора уже в таких трещинах, что можно прятаться от ветра, а потом вообще зеленый мох укрыл деревья от корней до вершинок, и не просто мох, а чудовищно длинный, свисающий с веток почти до земли.

Фицрой, заметив мое беспокойство, утешил:

- Обычно за таким лесом идет простой чешуйчатый. Зато без мха.

- Это… как? - спросил я.

- Вместо коры, - пояснил он, - крупная такая чешуя. Как у гигантских рыб. Только ни на что не годится. Я ее и так, и эдак…

- Какая беда, - посочувствовал я. - Никому не впарить, верно? Это серьезная проблема.

- Ничего, - ответил он, - частенько за чешуйчатым лесом идет сразу хватательный. Вот тот уже что-то… Деревья не двигаются, но корни и ветки… Медленно, правда, но когда весь лес старается поймать…

- А у них что, - поинтересовался я, - корни ценятся?

Он покачал головой.

- Ничто не ценится. Представляешь? Даже на дрова не годятся. Не представляю даже, зачем они вообще? А сказано же, все для человека, все во имя человека!

- Все врут, - согласился я. - Каждый гребет к себе, одна курица от себя.

Он привстал в стременах, повертел головой.

- Ага, вон еще дорога! И достаточно свежие следы!

Сердце мое застучало чаще. Даже отсюда видны следы колес, совсем недавно здесь проехала повозка, тащили ее двое коней, вот их следы, еще несколько коней идут вроссыпь, это охрана.