Людовик XIV - Эрик Дешодт

Почти комичные обстоятельства сражения, проигранного 11 июля из-за путаницы, вызванной колебаниями и нерешительностью герцога Бургундского, имели следствием появление в Париже бессчетных песенок, мешающих с грязью старшего сына Великого дофина, который и сам не слишком высоко ценит своего отпрыска, что приводит в волнение двор, где формируются две партии, за и против герцога Бургундского…

Король не предпринимает никаких мер, чтобы исправить ситуацию. Герцог Вандомский по-прежнему намерен атаковать герцога Мальборо, а герцог Бургундский хочет сохранить Брюгге и Гент. В результате англичане овладевают Лиллем 9 декабря, после двух с половиной месяцев осады, во время которой им беспрепятственно доставлялись провиант и боеприпасы. Никакие аргументы герцога Вандомского не позволили ему взять верх над будущим наследником трона; в назидание прочим он подвергся опале и был сослан в свой замок в Анэ; герцог Бургундский вернулся к своим благочестивым занятиям.

Филипп Орлеанский в Испании действует более успешно: 11 июля он овладевает Тортосой. Но, увы, он затмевает Филиппа V, ведет себя как проконсул, давая понять, что если дела примут скверный оборот и последний вынужден будет уйти, не будет ничего удивительного в том, что он займет место своего двоюродного племянника. Мадам Орсини советует Филиппу V пожаловаться деду. Филиппа Орлеанского отстраняют от командования и отзывают во Францию. Часть придворных в Версале обвиняет его в государственной измене. Великий дофин требует расследования.

На самом деле король не против этой замены, предложенной герцогом Орлеанским, которая могла бы привести к миру: герцог говорил об этом с ним и получил его одобрение…

В том же 1708 году Демаре, племянник Кольбера, после долгой опалы становится генеральным контролером финансов. Он, со свойственными ему неутомимой энергией и изобретательностью, спасает положение. Благодаря ему армия может продолжать сражаться. Вместе с ним клан Кольбера берет верх над кланом Лувуа.

1709 год. В канун Богоявления, в ночь с 5 на 6 января температура повсюду во Франции опускается на 20 градусов. Говорят, что в Париже было —16 градусов и — 25 — в области Бос. Холода стоят вплоть до 24 января. Реки Сомма, Сена, Гаронна, Рона и море в старом порту Марселя покрываются льдом. Хлеб приходится рубить топором. 25 января начинается оттепель. С 4 по 8 февраля — снова морозы. Оттепель длится до 22-го. Оттепель и морозы чередуются вплоть до 10 марта. Весенний паводок затопляет уцелевшие поля.

Количество умерших в этом году составляет 630 тысяч человек — огромное число, хотя и вдвое меньшее, чем количество умерших в 1694 году, что, однако, не делает ситуацию более радостной.

«Похоже, Господь хочет довести нас до последней крайности», — пишет мадам де Ментенон и добавляет: «Нужно предаться в руки Господа, который явно против нас».

Назначение 21 февраля иезуита отца Летелье на место духовника короля придает пессимизму еще больше безнадежности. Принимая во внимание роль этого исповедника его величества в последующих событиях, нужно обратиться к Сен-Симону, который достаточно близко знал его, чтобы нарисовать портрет, ужасный и для оригинала, и для портретиста. Автор, увлеченный описанием своей жертвы, дает волю свирепому красноречию, которое невольно вызывает восхищение: «Он прошел все ступени Общества Иисуса, был преподавателем, богословом, ректором, провинциалом[147], писателем. Ему была поручена защита конфуцианских церемоний почитания предков в Китае. Он принял участие в споре о позволительности этого культа и написал на эту тему книгу, которая едва не навлекла на него и его близких серьезные неприятности, но благодаря интригам и его влиянию в Риме всё ограничилось запрещением книги».

Вот так, Рим запрещает читать книгу духовника Христианнейшего короля. «Удивительно, что, несмотря на этот порок, он всё же был исповедником короля», — замечает Сен-Симон и затем дает описание этого фанатика, для которого в жизни превыше всего Общество Иисуса и нет более важной задачи, чем возвести в новую догму установления Общества Иисуса, разрушив всё, что им противоречит, всё, что с незапамятных времен было признано и проповедовалось Церковью. Сен-Симон продолжает: «Он имел железную голову и железное здоровье, соответствующим было и его поведение: будучи нрава жестокого и сурового, он был лжив, криводушен, умело скрывал свою истинную суть, а когда мог ее обнаружить и заставить себя бояться, то требовал всего, не давая ничего взамен, пренебрегая ранее данными обещаниями, когда ему не было необходимости исполнять их, и свирепо преследуя тех, кому оные обещания были даны. Это был страшный человек… Его неистовость пугала не только умеренных иезуитов, но и большую часть самых пылких приверженцев сей доктрины… Он поражал своей мрачной, лживой и жуткой физиономией, горящими злобным огнем и совершенно косыми глазами».

И вот завершающий аккорд этой восхитительной диатрибы[148], сокращенной на девять десятых, — ведь нельзя же цитировать до бесконечности: «Таков точный и верный портрет человека, преданного душой и телом Обществу Иисуса, посвятившего жизнь проникновению в его тайны, для которого не было кроме него другого Бога… а потому вызывает изумление, что во всём остальном он был поразительно груб и невежествен, дерзок, бесстыден, невоздержан, не знал ни света, ни меры, ни приличий, ни деликатности в общении, и все средства для него были хороши, лишь бы достичь своих целей».

Первая цель отца Летелье — уничтожение янсенизма, который вот уже полвека является докукой для Общества Иисуса. Ему не нужно будет уговаривать короля: духовник и его духовный сын питают одинаковую ярость. Разве еще 50 лет назад Людовик, в присутствии президентов Ассамблеи духовенства, в присутствии умирающего Мазарини, не заявлял, что пришло время уничтожить янсенизм, утверждая, что этого требуют «его совесть, его честь и благо королевства»?

Однако мир в королевстве важнее, чем уничтожение Пор-Рояля.

«Склониться под дланью Господа», по выражению мадам де Ментенон, — это значит отступить к границам 1659-го, если не 1648 года; иначе говоря, покинуть всё, что было завоевано Ришелье, Мазарини и самим Людовиком…

Радикальный пессимизм, отрицание любой политики охватывают при дворе влиятельную партию, куда кроме супруги короля входят герцоги де Шеврёз и де Бовилье, завзятые святоши из ближайшего окружения его величества, что опасно, потому что Людовик, подавленный бесконечной чередой поражений и катастроф, стал легко поддаваться стороннему влиянию.

Эта партия, тайно поддерживаемая «неземным» Фенелоном, которому удалось превратить герцога Бургундского в предающееся покаянию ничтожество, понимает, что обрушившиеся на отечество несчастья приближают час ее торжества.

Франция охвачена мятежами. Причина тому — голод. В марте в волнение приходит и Париж. 30 апреля толпа останавливает направляющегося в Оперу Великого дофина с криками: «Хлеба!» 22 мая подверглась нападению карета начальника полиции д'Аржансона, в ней выбиты стекла. В августе мятеж охватывает улицу Сен-Дени и предместье Сент- Антуан. Совершено новое нападение на карету д'Аржансона и на его отель. Маршала де Буффлера и герцога де Грамона останавливают на Гревской площади. Буффлер сражался как лев, защищая Лилль от принца Евгения; он очень популярен; он выслушивает протестующих и обещает доложить обо всем в Версале. Его пропускают. Полк гвардейцев поддерживает порядок в Париже. В Руане кричат: «Да здравствует Мальборо!» О мадам де Ментенон распевают гадкие песенки. Афиши превозносят до небес Брута и Равальяка[149].