Один день, одна ночь - Татьяна Устинова

Впрочем, она не всегда его одобряла, бывало, они страшно ругались!.. Однажды поругались из-за ордена Святого Апостола Андрея Первозванного, которым Гунар наградил кого-то из героев, а Надежда Кузьминична уперлась – ни за что. Она все выяснила про этот орден, и оказалось, что, во-первых, им награждают только государственных чиновников, он и задумывался как награда для государственных мужей, а во-вторых, восстановлен был только в новейшей истории, в девяносто восьмом году, а у Гунара в книге действие происходит в восемьдесят втором!..

То ли старика подвела память, то ли в этот день сердце было не на месте и все болячки, словно сговорившись, отравляли ему жизнь, но он внезапно и резко раздражился, закричал фальцетом, что эдак невозможно жить и Надежда Кузьминична невыносимая женщина, и практически вытолкал ее вон.

Редакторша вернулась в «Алфавит» в слезах, долго утирала у себя в кабинете покрасневший нос и говорила «девушкам», что никогда, никогда больше не будет работать с этим ужасным человеком, и слова ему не скажет, и порога его квартиры не переступит, а диктофон выбросит в мусорную корзину!.. Она бы еще долго жалела себя и ругала Гунара, но тут дверь в отдел приоткрылась тихонько, и на пороге появился «ужасный человек», всем своим видом выражая раскаяние и сомнение в том, что его примут. Старик притащил для пострадавшей редакторши наспех купленный букетик и, поминутно называя ее «голубчик мой», стал извиняться за несдержанность, а Надежда Кузьминична замахала на него руками, закричала, зачем он вышел, ему же нельзя, постельный режим прописан строжайший, и заплакала пуще прежнего – от умиления. «Девушки» усадили Гунара в кресло, накапали валокордину, и на следующий день Надежда Кузьминична уже уютно располагалась на Пироговке с кофейком в банке, папками и уцелевшим диктофоном.

Когда старик чувствовал себя хорошо, Надежда Кузьминична не призывалась, он обходился своими силами.

Мане Поливановой и в голову не приходило, что из пустячного факта – совместной работы автора и редактора – может выйти что-то нехорошее, позорное. Наоборот, рассказывая об этом Артему, она очень гордилась Анной Иосифовной, придумавшей, как можно облегчить старику жизнь, и вообще своим издательством, где на самом деле любят книги и людей, которые их пишут.

Тем не менее позорное и нехорошее случилось. Артем поведал миру, что ни один из своих знаменитых детективов так называемый писатель Дружинский не написал самостоятельно. Все делают за него. Как там было раньше, он, Артем, не знает, а сейчас именно так. Гунар Дружинский, полковник в отставке, вовсе никакой не автор!.. Автор некая безымянная редакторша из издательства, а фамилия на обложке указана просто так, для красоты и убедительности.

Артем Гудков не был подлецом или негодяем. Он искренне верил в то, о чем пишет, может быть, поэтому текст у него получился убедительный, умный, с горчинкой – оказывается, русскую литературу сгубили не просто детективы, а конкретный писатель Дружинский, и с перчинкой – выяснилось, что и писателем-то его не назовешь, так, ловкий делец.

Прежде чем отдать статью в журнал «День сегодняшний», где у него были большие связи, Артем показал ее Мане. Именно потому, что не был подлецом или негодяем и вины за собой никакой не чувствовал.

Он пишет правду. Он так понимает положение дел.

Маня точно так же, как и в тот раз, когда он объявил ей о том, что «любит другую», стала хватать ртом воздух, выбралась из кресла, побежала, почти упала, уронила дзинькнувшие пронзительно очки. Руки у нее стали ледяные, а сердце как-то по-чужому и отдельно от нее сильно и больно колотилось. Натягивая джинсы, прыгая на одной ноге и прижимая трубку плечом к уху, она позвонила Митрофановой и Анне Иосифовне. Потом распечатала текст, не догадавшись отправить его по электронной почте, и, держа на отлете, боясь взглянуть и дочитать до конца, кинулась в машину.

Потом она никогда не могла вспомнить, как проехала такое расстояние – без очков она слепла, дальше собственного носа ничего не видела!..

Анна Иосифовна сделала все, чтобы статья не вышла. Нигде и никогда. Владимир Береговой нашел в редакции еженедельника «День сегодняшний» своего друга Дениса Столетова, и тот как-то устроил разговор главного редактора с генеральной директрисой «Алфавита».

Статья не вышла.

Артема попросили на работу больше не приходить.

Артем пожал плечами – в первый раз, что ли! – и выложил статью в Интернет, снабдив комментариями о том, что свободы слова больше нет и никогда не будет, о «литературных полковниках, генералах и вообще бонзах», и вот как трудно живется честному журналисту!

Анна Иосифовна предполагала, что такое может случиться, и Береговой потом долго и старательно «запутывал следы», отслеживая текст в Сети и удаляя отовсюду, откуда его только можно было удалить.

Но Гунар Оттович все равно узнал, конечно.

Мир не без добрых людей, и распечатку из Интернета ему подсунули то ли соседи, то ли девчонка-студентка, приходившая к нему по пятницам убирать квартиру, то ли еще кто-то.

Он прочитал и той же ночью умер от обширного инфаркта.

– И, главное, понимаете, я даже у него прощения не попросила! Я бы попросила, если бы мне хоть на секундочку в голову пришло, что все может так закончиться!

Капитан Мишаков покосился на писательницу.

Из-под темных очков по пунцовой горящей щеке покатилась слеза, сверкнув в солнечном свете, как маленький бриллиант, и шлепнулась на голубую джинсовую ткань. Маня сердито потерла мокрый след, а потом щеку. И всхлипнула.

– Не плачьте, – сказал Мишаков грубо. – Что вы, ей-богу! Сколько лет прошло.

– Да сколько бы ни прошло!

– Вы ни в чем не виноваты.

– Ну, конечно. Поройтесь в «бардачке», там есть салфеточки в пакетике.

Капитан сунул ей салфетку, и она вытерла глаза под очками.

– Он ведь так ничего и не понял, Артем, – добавила она, помолчав. – Я уверена. Должно быть, очень гордился своей честностью, с-с-скотина!.. И до сих пор гордится.

– Вы с ним больше не виделись?

Она помотала головой, а Мишаков немного подумал.

– Выходит, Гудков знает, где вы живете!

– Ну, конечно, знает. Я же вам только что рассказала!.. Он бывал у меня.

– А почему он тогда удивился, когда вчера вас увидел? Ну, вы говорили! Он пришел в вашу квартиру, стал звать эту... как ее... супругу пострадавшего. – Мишакову очень хотелось достать из дерматиновой папки блокнот и посмотреть записи, но папка валялась на заднем сиденье, и лезть за ней он почему-то постеснялся.

– Таис, – подсказала Маня. – Только он звал ее так, как зовут на самом деле, Настей.

– Тогда, получается, он знал, что идет к вам, правильно?

Маня пожала плечами:

– Правильно, наверное, но мне показалось, что он... не в себе. Ему было совершенно все равно, куда он идет, понимаете? Ну, мне так показалось! Ему нужна была Таис, и он очень нервничал.