Лоцман. Власть шпаги - Андрей Посняков

Мавр завыл, словно оборотень!

Удерживая щпагу перед глазами, Бутурлин спокойно ждал, что будет дальше. В конце концов, даже такое мускулистое тело — всего лишь тело, а мускулы — не броня, никакой преграды клинку не составит.

Истекая кровью, великан выронил саблю… Однако до победы было еще далеко! Впрочем, и любопытствующей толпы рядом уже не было — все сражались с каперами! Вынуждены были сражаться… Хотя кто-то уже предпочел сдаться, и таких отыскалось немало — вон они сгрудились на корме, вон…

Между тем раненый мавр, оглядевшись по сторонам, схватил валявшееся на палубе, у левого борта, бревно, вернее сказать — стеньгу. Схватил, ухмыльнулся недобро… И, подняв исполинскую дубинушку, словно соломинку, снова пошел на врага!

Ну, теперь шпага тут вряд ли поможет. Остается одно дело — бежать. Просто прыгнуть за борт. Так бы Никита Петрович и сделал. Да только не успел…

Мавр дернулся, застыл на короткий миг и, обмякнув, тяжело осел на палубу. Огромная стеньга, выпав из ослабевших рук, грохнулась рядом. Где-то там же, чуть позади, у фок-мачты, в клубах порохового дыма показалась щуплая фигурка Игнатки с пистолетом в руке. Он и стрелял, и, надо сказать, вовремя…

Поблагодарить верного холопа Никита Петрович не успел, не до того было. Битва на корабле продолжалась, и победа неуклонно клонилась на сторону каперов! Петруша Волк, возникнув здесь же, за мачтой, с двумя абордажными саблями в руках, вызвал у оставшихся матросов «Красы морей» самую настоящую панику. Свирепый, здоровущий — уж никак не менее рослый, чем только что застреленный мавр, Петруша недобро поглядывал на врагов, столпившихся на носовой палубе, с его широкой сабли каплями стекала кровь, на голове краснела косынка.

— Сдавайтесь! — хмыкнув, посоветовал Бутурлин. — Иного выхода у вас нет.

Да был выход, честно-то говоря. Многие матросики холька давно уже сиганули за борт. Река — чай, не море, берег-то рядом — вот он. Правда, на бережку беглецов уже ждали. Дюжина истинных головорезов под командованием «крапивного зипуна» детинушки Ровиня тут же хватали выбиравшихся на берег матросов, вязали руки да усаживали возле старого дуба, кружком. Так вот пленники сидели, гадая о своей будущей судьбе. Впрочем, судьба эта оказалась отнюдь не худой.

Когда недолгое сопротивление последних защитников корабля было наконец сломлено, Бутурлин приказал собрать всех важных пленников на корме, у штурвала. Кто-то был ранен, кто-то просто дрожал от страха, капитан же, герр Клаус Бойзен, выглядел ничуть не угрюмее, чем обычно, восприняв нападение пиратов весьма философски. Ну разбойники, ну напали, захватили корабль — бывает.

— Прошу по каютам, господа, — сунув шпагу в ножны, галантно предложил Никита Петрович. — Пока посидите там… А потом посмотрим.

Остальных пленников каперы тут же заставили вытаскивать все добро из вместительных трюмов холька. Кипы доброго английского сукна, оловянные и медные крицы, пузатые бочонки вина и прочее, прочее, прочее. Все это можно было выгодно продать, причем — быстро, через подставных лиц, в том же Ниене или Спасском. На худой конец увезти в Выборг или ту же Нарву — не так уж и далеко. Что же касаемо пленников и самого судна, то возиться с ними Бутурлин вовсе не собирался за полным отсутствием времени. Воевода ведь просил сладить все побыстрее. Вот и торопились.

В спокойные-то времена, уж конечно, лишний навар каперы бы не упустили. Хольк бы, сняв с мели, продали по дешевке союзным датчанам, а пленников — торговцам людьми из Ярославля: те уж перепродали б татарам или персидским купцам. За купца и приказчиков можно б и взять выкуп. Было бы время, однако — увы…

Никита Петрович, однако же, ни о чем подобном не переживал, памятуя пословицу — не в деньгах счастье. Слава Господу, первый «морской» блин оказался не комом — была и немаленькая добыча, и страху на купчишек нагнали.

Впрочем, насчет страха тут же высказался Петруша Волк, ничтоже сумняшеся предложивший «для усиления ужаса» казнить каждого десятого, а лучше — каждого пятого. Кого повесить, кому — отрубить голову, а кого и утопить в протоке!

— Ты еще колесовать предложи, — положив руки на штурвал, задумчиво усмехнулся лоцман. Красивое лицо его вдруг просияло, озарившись самой веселой улыбкою — словно солнышко выглянуло в пасмурный ноябрьский день. — Предложи, предложи, — подмигнув, Никита Петрович похлопал детинушку по плечу. — Да погромче. Чтоб все наши пленные хорошо все услышали… — тут лоцман понизил голос: — Да сбежали. Была охота с ними возиться, вот еще!

Детинушка — ай, не дурак! — понял все правильно. Уперев руки в бока, прошелся по палубе, громко перечисляя все виды казней, коими пираты намерены вскорости подвергнуть каждого пятого пленника.

— А продать их мы, так мыслю, все одно не успеем? — покончив с этим делом, Петруша сошел по спущенным сходням на берег, где Бутурлин вел тщательный подсчет всей захваченной добычи.

— Та-ак… Олово, медь — сла-авно! — потирая руки, деловито подсчитывал Никита Петрович. — Сукно, двадцать четыре кипы. Славно, славно. Эй, как бы не вымокло.

— Так, грузить, господине? — подбежав, круглоголовый детинушка Ровинь одернул свой крапивного цвета зипун, левый рукав коего был изрядно запачкан кровью — то ли чужой, то ли своею…

— Эй, ты ранен, что ли?

— Гы… Не! То кровушка не моя.

— Ну и ладненько. Грузить, грузить, а как же! Сукно всегда в цене, реализуем. Да! Вино не забудьте.

— Так, может, господин капитан… — оборвав фразу на полуслове, Петруша Волк глянул на Бутурлина с лукавым прищуром, даже с некой надеждой… кою лоцман прекрасно понял. И не стал препятствовать.

— Да, мы устроим пир.

— Вот это славно!!!

— Но сначала покончим со всеми делами.

— Конечно, конечно… — поправив на голове косынку, обрадованно закивал пират. — Так, может, назначим пока парочку человек… ну, кока… повара, да и так… Пока костер разожгут, то да се…

Никита Петровичи снова кивнул: Петруша предлагал дело. Действительно, пока то да се… И так стемнело уже. Хоть и «белые» ночи — ложку мимо рта не пронесешь, не споткнешься — а все же уже не день, скоро в сон потянет.

Сколько смогли добра, столько и перевезли, особо не жадничали. Уж сколько успели! Два рейса не делали, сколько влезло в трюмы «Святого Александра», столько и взяли да вывезли. Подняв косые паруса на бушприте и бизани, верткая каперская шнява ловко нырнула в протоку и, пользуясь попутным ветром, медленно пошла вдоль берега к месту своей прежней стоянки. А что? Местечко там было достаточно глухое, укромное — чего еще и искать-то?

На захваченном корабле никакой охраны не оставили. Бутурлин лишнего кровопролития не хотел, как и не собирался кормить пленных, надеясь, что те, услыхав про лютые казни, все же попытаются как можно скорее сбежать. Немец-капитан, к слову сказать, вовсе не лишился жизни и вполне мог попытаться стащить судно с мели, или уж, по крайней мере, перевезти оставшийся товар на баркасах. Да не так там мало и осталось! Шнява все же не хольк.