Властелин суда - Роберт Дугони

Слоун прошел туда, где стояла Тина; она ежилась, обхватив себя руками, словно ей было холодно.

— Ты в порядке?

Она кивнула, а затем, повернувшись, уткнулась головой ему в грудь; плечи ее содрогались в безмолвных рыданиях. Слоун не мешал ей выплакаться. Спустя минуту он обнял ее и повел в глубь вестибюля к задним дверям. Женщина в темных очках и рукавицах склонилась над уборщиком, тщательно осматривая тело. Когда они проходили мимо, Слоун вдруг услыхал:

— Господи Боже! Нет, ты только взгляни, Фрэнк!

Гордон приостановился и взглянул. Женщина приподняла руку уборщика — на ладони были видны безобразные шрамы, перерезавшие кончики пальцев, — следы какой-то ужасающей, самостоятельно нанесенной травмы.

— Отпечатков пальцев не снимешь, — сказала она.

Угол Восьмой и Мишн-стрит, окраина сан-францисского района Мишн, еще не был сметен безумием перепланировки, начатой в 90-е годы, которой подверглись улицы к югу от Маркет: в результате появились новый баскетбольный стадион, шикарные рестораны и гордо высившиеся в своем величии кондоминиумы. Похоже, что район этот навсегда оставили в покое. Потому что надо же беднякам где-то жить и работать. Стены авторемонтных мастерских, складов, меняльных лавок и магазинчиков, торговавших не столько съестным, сколько спиртным, были исчерканы граффити. Граффити украшали и спущенные на ночь металлические рольставни мелких предприятий, и запертые ворота. Молодые люди в мешковатых куртках, обвислых джинсах, вязаных шапочках стояли на тротуарах, прислонившись к машинам местного производства, приземистым, со сверкающими хромированными колпаками, дерзко припаркованным под табличкой «Парковка запрещена». В уши бил рэп.

На третьем повороте, сделав третий виток, чтобы запутать преследователей, и убедившись, что у них на хвосте никого нет, Слоун подъехал к стоянке отеля «Первоклассный», вопиюще не отвечающего своему наименованию. Тина осталась в машине, а он пошел взять номер. Джейку предстояло провести ночь с ее матерью. Портье за стойкой поинтересовался, на какой срок Слоуну понадобится номер — видимо, клиенты на одну ночь здесь были редкостью. Слоун попросил номер подальше от улицы и припарковал «барракуду» в укромном месте позади здания. Поднявшись по наружной лестнице, которая дрожала, как от сильного землетрясения, они очутились на треугольной площадке, с которой был виден не до конца наполненный бассейн, бурая вода в котором отчаянно нуждалась в очистке.

Несмотря на непрезентабельный внешний вид гостиницы, номер Слоуна удивил — аккуратный, чистый. Обставлен он был дешевым, обшитым деревом гарнитуром 70-х годов, две широченные кровати застелены цветастыми покрывалами, пол устлан мохнатым ковром тускло-апельсинового цвета. Закрыв дверь, он защелкнул ее еще и на металлическую задвижку. Пистолет Гордон у него отобрал, оставив его безоружным.

— Тадж-Махал, — заметил Слоун, осматривая убранство номера. Спортивную сумку и портфель он пристроил возле письменного стола. Телевизор был прикручен к стене цепью и железными болтами. — Остается надеяться, что проститутки тут берут номера с одной кроватью. — Тина шутку не восприняла. — Хочешь есть? Я приметил парочку фастфудов неподалеку.

Она покачала головой.

Они постояли, помолчали. Потом, минуя ее, он метнулся было в ванную.

— Я горячий душ тебе включу. Ты сразу лучше себя почувствуешь.

— Обними меня, — сказала она, делая шаг к нему.

Он обнял ее, крепко прижав к себе. Казавшаяся ему такой сильной, она была тонкой, с узкой, как у девочки, спиной. Он ощущал тепло ее тела и все его изгибы; от ее волос исходил нежный цветочный аромат.

— Ты прости меня, Тина, — начал он, но она лишь взглянула на него снизу вверх и, встав на цыпочки, крепко поцеловала в губы.

Он хотел ее остановить. Хотел сказать, что это нехорошо, но она не давала ему возможности заговорить, и он понимал, что и не хочет ее останавливать. Они быстро раздевались — расстегивали пуговицы, помогали друг другу стянуть одежду. Он уложил ее на кровать, наслаждаясь теплом ее тела, приникшего к его телу, сгорая от желания, пока с ее помощью он не проник внутрь нее и его не обдало жаром.

Она спала на смежной кровати, и дыхание ее было глубоким и ровным. Насытившись любовью, они перешли под душ, где водяные струи и пар помогли им успокоиться; они ловили ртом воздух, щупали руками пространство в неутомимом желании избыть ужас прошедшего вечера и найти утешение в чем-нибудь прекрасном. Окончив купание, они вернулись в постель, где она лежала в его объятиях, пока он не ощутил, как она медленно уплывает в сон, измученная нравственно и физически. Тогда он тихонько убрал руку, накрыл ее одеялами и стал глядеть, как она спит и как нежны ее черты во сне.

За сорок восемь последних часов Слоун приблизился к пониманию того, почему он так и не женился, почему женщины, с которыми он встречался, не удовлетворяли его, почему он не мог всецело отдаться им. Свои чувства к Тине, как и все прочие чувства, он заталкивал в черную дыру, заваливая сверху работой. Так было проще — не думать. Чувства — это слишком запутанно. Ему казалось, что между ним и Тиной ничего не может быть. Но тогда, в офисе, и потом, ожидая такси, она намекнула ему, что что-то возможно, если он способен рискнуть. Она намекнула, что он и есть тот человек, которого она ждет, но что сперва он должен разобраться с собой. Ему хотелось скользнуть под одеяла рядом с ней, хотелось, чтобы она обняла его. Ему хотелось уехать с ней в Сиэтл, и пускай прошлое — что бы там ни было в нем — будет похоронено и забыто, хотелось начать все заново. Ему хотелось заботиться о ней и Джейке, маленьком мальчике, с которым он познакомился на корпоративных пикниках, хотелось стать отцом Джейку — каким образом, он еще не знал, но знал твердо, что будет мальчику тем, кем не сумел ему стать родной отец. Он будет брать мальчика на матчи, помогать ему с уроками, будет таким отцом, о котором сам мечтал в детстве и которого не имел. Но он знал также, что всего этого не произойдет, если он будет продолжать слепо, как во сне, шагать по жизни. Тина была права. Ему не обрести ее, если вначале он не обретет себя, а в глубине души он знал, что это означало осознание того, что с ним происходит и почему это происходит с ним. Его кошмары — вовсе не сны, а воспоминания. Мертвая женщина из его кошмаров — не плод его воображения, не психологический выверт. Она существовала в действительности. Как существовал и Джо Браник. А значит, и черный гигант, стоявший, как запомнилось Слоуну, возле Джо Браника, тоже существовал в действительности. Браник был мертв, как мертва была и та женщина, но черный гигант, кто бы он ни был на самом деле, возможно, все еще жив.

Слоун достал из портфеля конверт, но не сразу вскрыл его — так медлит ребенок, разбирающий в рождественское утро свои подарки. Четверых погубил этот конверт. И это надо было обдумать. Обдумать хотя бы ради Мельды. Потом, когда смолкла музыка в автомагнитолах и затих уличный шум на перекрестке, он почувствовал, что настало время. Опустив колпак настольной лампы так, чтобы свет не бил в глаза Тине, он открыл портфель. Он поднес конверт к тускло горевшей лампе, вглядываясь в почерк. Конверт был тонкий, но оказался тяжелее, чем ему вспоминалось, — возможно, весу ему прибавили печальные обстоятельства. С этой мыслью он перевернул конверт, отцепил от него металлические скрепки, снял печать и вытащил страницы текста.