Красота в наследство - Ольга Сенько

За неделю Верка приспособилась, вошла в ритм. В магазин выбегала, закрыв собаку на кухне, когда дочка спала. Приходила мама Наташа, смотрела на внучку. Отец болел, поэтому она его оставила дома, хотя он и рвался посмотреть на потомство. Родители Верку ни разу не упрекнули, что, мол, родила неизвестно от кого. Они всю жизнь воспринимали все, что она делает, покорно. Значит, ей так надо. Раз хочет, пусть делает.

Хоть и крутилась Верка, как белка в колесе, ноги бегали туда-сюда, руки сновали, то гладили, то стирали, голова была занята совершенно посторонним и не относящимся к делу предметом. Нетрудно догадаться каким. Молоко всю неделю забирала какая-то тетка, соседка, как она объяснила, работает рядом, Марина попросила, и она по пути домой заходит, что ей, трудно, что ли? Теперь Верка ждала выходных, ведь должны быть у соседки выходные на работе?

В субботу приехал Михаил. Был он уставшим, всю неделю разгребал завал на фирме. Как и следовало ожидать, мужики без него работу не тянули. Неудивительно. Во-первых, они не хозяева, зачем им это надо. Во-вторых, никто, как Миша, не умел обращаться с клиентами. Старый волк, опытный. Обаять, вытянуть нужную сумму, вселить уверенность, что это разумно и недорого. Талант нужен. Короче, бегал, как проклятый, зализывал раны и замазывал огрехи. Неожиданное отцовство все-таки отягощало. Нет, он, конечно, радовался, что все благополучно закончилось, и дочь его умиляла. Но, видимо, возраст уже не тот. Сейчас сексуальное влечение было неуместно, дружеского интереса он к Верке не испытывал, она была молода и простовата для него. Он понимал, что их связь и случайна, и недолговечна. Хоть и появился в результате ребенок. Как она его воспитает? Поэтому устраняться не собирался. Верка сейчас тоже была для него кем-то вроде дочери. Непутевой. За которой глаз да глаз нужен.

Опять привез запас памперсов и коляску. Красивую, бархатную. Купил за бешеные деньги. Продуктов. Штанов для ребенка. Будут воспитывать по-новому. Рассказывали ему знакомые, что держать ребенка туго спеленутым теперь считается дикостью. Это подавляет его волю и мешает развитию. Остался вопрос, как выросли все предыдущие, спеленутые в детстве поколения? Вроде бы и ничего. Хотя и неизвестно, как обычно в науке, что бы с ними было и что бы из них выросло, если бы их не пеленали. Но, явившись к Верке, с изумлением увидел, что ребенок лежит в кроватке без пеленок. А он уже собрался беседовать о вреде пеленания и, если что, стоять на своем. В ответ на его вопрос, почему без пеленок, Верка сказала:

— Ей в пеленках не нравится, я же вижу. И жалко. Попробуй тебя свяжи. Тебе бы понравилось?

Тут Миша задумался. Ученые спорят, пишут трактаты, а Верка просто заметила — не нравится, и все. И объяснила. Не так уж она глупа. Впрочем, глупой Верку он и раньше не считал. Иногда она выдавала такое, что ему и в голову не пришло бы, и оказывалась права. Верке не хватало просто образования и начитанности, ну и, безусловно, хороших манер. Пробелы в воспитании сказывались.

Она изменилась, он сразу заметил. Похорошела, в глазах светился огонек. Сделала новую прическу, она ей удивительно шла. «Как красит женщину материнство», — подумал он. Фигура у Верки тоже претерпела изменения. Была она тонкой по-прежнему, но грудь сильно увеличилась. Верка теперь смахивала на секс-бомбу. Михаил с сожалением подумал, что еще рано, а так хотелось ее трахнуть. Молока у нее было много, оставалось, она отдавала его какой-то тетке каждый вечер. Ему это не нравилось, слышал — плохая примета. Сказал Верке, но она в ответ только отмахнулась. Дочка успела подрасти. Была она еще безымянной, и надо было решить, как назвать. Верка долго думала. Варианты папаши — Мария или Анна — она отвергла с ходу. Маша вызывала у нее не очень приятные воспоминания, а Анна казалась слишком простой. «Нюшка», — фыркнула Верка. Решили назвать Еленой. Михаил согласился. А то, чего доброго, в ход пойдут Анжелики. От Верки можно чего угодно ожидать. Потом не переубедишь.

Вечером за молоком пришла другая, толстая баба. Стрекотала сначала в коридоре, потом на кухне, куда ее привела Верка. Марина явилась сама. Чуяла носом, как собака. Мальчик у нее был крикливым, орал днем и ночью. «Совсем замучал, — пожаловалась она Верке. — Молоко твое пьет, а стала смесь давать — сыпью покрылся, не знаю, что и делать. Неделю не сплю. Совсем дошла. Скорее бы мать приехала». Верка с сомнением посмотрела на «дошедшую» Марину. Ей показалось, что та стала еще толще. Волосы были растрепаны и явно давно не мыты. От нее пахло потом. Верка опять подумала о Саше. Удастся ли его увидеть? Она ему сочувствовала. Жалость, как известно, всегда была любовными дрожжами для женщины. Марину наконец удалось выпроводить за дверь. Верка потом долго проветривала кухню, открыв окно. Надо же, как воняет. Дома, наверное, не продохнуть. А та, посетив Верку, успокоилась. Даже позавидовала. Вот стерва. Все у нее есть. Старикан дома, дочку воспитывает. Живет неплохо. Квартира обставлена, все новое. На кухне — тоже. Холодильник — самая главная примета хорошей жизни — был полный. А они еле перебивались. Она не успела поднакопить денег перед рождением ребенка, и теперь жили они туговато. Саша почти не зарабатывал, зарплату у него в институте задерживали. Жили в основном на картошке. На смеси для ребенка придется тратить уйму денег. Если она засидится в декрете, семейство умрет с голоду. Всего-то две недели после родов, а уже так туго. Подумала о муже. Марина любила Сашу. Часто ловила женские взгляды в его сторону, чувствовала, что окружающие удивляются, как это ей удалось заарканить такого мужика. А знали бы, каких усилий это стоило. Семейная жизнь для Марины стала фронтом, где она была на передовой, а он в тылу. Постоянно в боевой готовности. Причем непонятно, если закрыть глаза, за что война идет. Денег не зарабатывает, все на ней. А взглянешь — сердце чаще бьется. Хорош мужик. Рослый, фигура — закачаешься, и на морду симпатичный. Спокойный, воспитанный. Марина влюбилась в него сразу, когда он пришел к ней лечить зуб. И зубы-то у него хорошие, подумала она профессионально. Таких еще поискать. Неудача с первым ребенком повергла ее в депрессию. Переживала, что уйдет. Предчувствие было постоянно. Но теперь успокоилась, расслабилась. Теперь у них настоящая семья. Саша — порядочный, к сыну относится хорошо, помогает ей. Марина уже ускоряла шаг по направлению к дому. Орет опять, наверное. Скорее покормить надо молоком, а то снова от смеси чесаться будет. Про себя она уже забыла, в зеркало не заглядывала давно. И мыться было некогда.

Верка о своей работе тоже вспоминала. Упускать клиентов было нельзя. Хотя бы самых главных, в смысле денежных. На исходе беременности уже смоталась в Москву, постригла их, они с ужасом косились на Веркин живот и оценивали ее старания. Через неделю пора опять за работу. Чувствовала она себя нормально. После родов дамы ей звонили, поздравляли с дочерью, она обещала выбраться их постричь. Практику в городе Верка почти свернула, оставив пять постоянных клиенток. Ей этого вполне хватало. Здесь было проще. Мать посидеть не откажется, молоко она оставит на кормление.

Михаилу было сказано, чтобы в следующие выходные не приезжал. Верка сама поедет в Москву. Работать. Он удивился, пытался отговаривать, потом понял, что бесполезно. Верку он отчасти понимал, бизнес есть бизнес, у каждого он свой, а законы одинаковы — расслабляться нельзя. Брать ее на свое полное содержание он не то что не мог, а понимал, что она не согласится. В воскресенье Верка уговорила его уехать домой. И что ты завтра рано потащишься, мне тебя жалко. Аргументы выдвигала хоть и убедительные, но Веркино поведение его насторожило. Он уже почувствовал себя лишним в жизни этой маленькой семьи. Но действительно устал за последнее время, это ей хоть бы что, а он уже не мальчик, поэтому уехал и лег спать пораньше, особенно не вдаваясь в тонкости Веркиного поведения. А той руководила больше интуиция, смутные неопределенные предчувствия или просто любовь. Даже если он не придет, она хотела остаться наедине со своими мечтами. Михаил ей мешал.