Красота в наследство - Ольга Сенько

Михаила она не любила. Принимала, как должное, и заботу, и внимание, но любви не чувствовала. Вдобавок разница в возрасте была такой, что Верка спокойно годилась ему в дочери. Раньше она об этом не задумывалась, сначала мысли о матери поглощали ее, потом беременность. А скорее всего, не было подходящего объекта на горизонте. А впрочем, что значит подходящего? Вроде бы многие подходящие, а ведь никакой реакции, а тут вот пожалуйста.

Нашла место и время. Говорят же, что любовь, как болезнь, не выбирают. А когда выбирают так нелепо, что просто смешно? Верка сидела на своей кровати и копалась в тумбочке, а сама внимательно прислушивалась к разговорам. Марина жаловаться перестала и сейчас давала множество указаний по поводу выписки: что приготовить, что принести, что прибрать и так далее. Тон ее был тем же, каким она пыталась разговаривать с Веркой: повелительным, не терпящим возражений. «И как он все это слушает? Я бы ее уже давно послала», — подумала Верка. Мудрый инстинкт подсказывал ей, что с Мариной придется сблизиться, а значит — терпеть. Послезавтра их должны были выписать. Саша так и стоял перед глазами, и его образ заставлял Верку трепетать. Раздираемая любопытством и желанием узнать о нем как можно больше, она даже извинилась перед Мариной за свою грубость. Этого оказалось достаточно, видимо, та была незлопамятна, а скорее просто нуждалась в собеседнике, и за оставшийся день Верка узнала почти всю подноготную о Марине и ее семье, сама постаравшись о себе сильно не распространяться. Верка даже оклеветала себя, сказав любопытной Марине, что живет на содержании у Михаила. Чувствовала, что так будет лучше.

Обстоятельства благоприятствовали развитию событий в нужную Верке сторону. Так уж совпало в ее жизни — все не как у людей. Родила и влюбилась одновременно. Причем в одном и том же учреждении. И в первый раз в жизни, как она теперь поняла. И с первого взгляда. Ситуация со стороны выглядела бесперспективной, но Верка по натуре была бойцом. Тогда, когда хотела. У толстой Марины не было молока, а Верка не успевала сцеживать. И Марина закинула удочку — нельзя ли будет после выписки забирать у Верки излишки, все-таки женское молоко ничем не заменишь. Верка поняла, что удача сама плывет к ней в руки. Она уже знала, что Саша действительно на четыре года моложе своей жены, работает в институте, зарабатывает мало, обожает компьютер, Марина ему купила, очевидно, чтобы дома сидел. Что он не пьет, не курит и со всех сторон положительный муж. Еще играет в теннис. Вот там он, наверное, отрывается решила Верка. У нее в голове не укладывалось, как можно жить с Мариной и не изменять ей. Она испытывала брезгливость к этой бабе. И родить-то не могла по-человечески, и кормить не может. В процессе разговоров выяснилось, что кое-что в этой жизни Марина могла. Она зарабатывала деньги. Частная практика и так далее. А Саша не зарабатывал, семья жила за счет Марины. И теперь, когда она сидела в декрете, это стало чувствоваться, Марина планировала выписать мать из другого города и выйти на работу. Семью надо было кормить. Мужа Марина, скорее всего, любила. Жили они вместе уже четыре года. Иначе зачем бы он был ей нужен? Судя по всему, была она женщиной практичной. Сумела и квартиру выбить, и в жизни неплохо устроиться. А помыкала им просто в силу характера.

Полученные без особого труда сведения о любимом Верку не разочаровали. Она продолжала строить планы. Нельзя сказать, чтобы она забыла совсем о дочери. Просто у Верки был такой характер. Когда у нее не было машины и она о ней мечтала, голова ее этим только и была занята. А купила и стала пользоваться. Что теперь о ней думать? Ездить — и все. С матерью получилось так же: увидела — и хватит. Ребенок теперь тоже у нее был. Будет поить, кормить, пеленки стирать, гулять. А это — пока мечта. И Верка мечтала самозабвенно. Пообещала отдавать молоко, оставила свой адрес и телефон, взяла адрес Марины. Расставались по-доброму. Та даже пригласила Верку лечить зубы, если надо. Верка теперь нужна была Марининому сыну, а значит, и ей. Где еще взять молоко для ребенка?

Михаил не ударил в грязь лицом. Завалил роддом цветами, шампанским и конфетами. Дома Верку тоже ожидал сюрприз в виде ремонта. И когда только он успел, но на стенах красовались новые обои. Стояла кроватка. Холодильник полон продуктов. Пеленки перестираны и переглажены, запасена гора памперсов. Все как положено. Папашей Михаил был опытным. Рассматривал дочку долго, носил на руках, пока Верка не отобрала.

А вечером за молоком заявилась какая-то тетка. Верка вручила ей банку. Видимо, Марина была не дура, чтобы отпускать мужа к незамужней хамоватой девице. Ничего, будем ждать. Верка кормила ребенка, купала, пеленала. Привыкала, короче. А та большую часть времени спала. Была желтой, как китаец, это нормально, как объяснили в роддоме. Михаила выпроводила в Москву. Он не очень и сопротивлялся — дела накопились. Пообещал приехать в выходные. Верка отнеслась к этому без энтузиазма. Мысли ее витали далеко.

Раз любовь — это болезнь, то в ее развитии можно усмотреть общие закономерности. Логичнее всего приравнять ее к инфекции, поскольку заражение происходит от другого человека. Следовательно, должен быть инкубационный период от момента заражения до появления первых симптомов. У Верки он был суперкороткий — минут пять, не больше. Инфекция сразу захватила организм. Сильная была, наверное, вроде холеры. Или чумы. Но следующий этап — от появления первых симптомов до полного поражения организма — обещал затянуться. И все этому способствовало — отсутствие встреч с любимым, заботы, ребенок.

Рождение первого ребенка — это шок, как ни готовится мамаша к этому событию: слушает рассказы знакомых, подруг, которым уже довелось пережить это событие, читает книги. К Верке последнее не относилось, так как она не стремилась черпать из литературы свой жизненный опыт и была где-то права, все равно шок пережить придется. Он, кстати, больше психологический, моральный и зачастую не зависит от новых лишений и нагрузок. Это просто в голове сразу не укладывается: как, этот маленький красный червяк, который недавно выполз на свет, будет теперь всецело распоряжаться твоей жизнью. Ни поспать тебе, сколько хочется, ни поесть по-человечески нельзя — это нельзя, то нельзя, а иногда и некогда, ни выйти из дома. Сидишь, как в тюрьме, охраняешь, караулишь. То присосется, как пиявка, к твоей груди — чмокает, питается. Потом гадит без конца. Ужас какой-то. У Верки иногда было такое чувство, что она попала в капкан, как лиса. И, без сомнения, мысли о том, что она погорячилась, ее посещали. Они посещают всех, даже самых благонамеренных мамаш. Но природа, как известно, мудра. Если что-то отнимает, то должна компенсировать. Это вам не государство. И компенсация должна быть достойной. Как и положено, механизм включился, и усталая, измученная Верка с удивлением смотрела на ребенка. Дочь быстро хорошела. За неделю, которая тянулась довольно долго, ребенок преобразился. Желтое личико порозовело, глазки стали открываться, и Верка увидела, что девочка на диво хороша. Пеленая и купая ее, она рассматривала маленькие, но очень красивые ручки и ножки, розовое крепкое тельце без единого изъяна. Чудо, а не ребенок. Впрочем, большинство родителей так думает. Дочь была довольно спокойна, плакала редко. Но забот и без этого хватало. Степа гулял теперь в одиночестве, но проявлял сознательность и сам вскоре прибегал домой, лаял под дверью. Боялся, видимо, остаться без хозяйки и без харчей. На улице сильно не пожируешь. Он часто подходил к кроватке и смотрел на ребенка, крутя своей башкой направо-налево. Конкуренция уже сказывалась на собачьей жизни.