Год Крысы. Путница - Ольга Громыко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неправда!
— Потому что это означало бы, что ты опять во что-то влип, а нам расхлебывать! — уточнил Жар и тут же с жадным любопытством поинтересовался: — И как, много заработал?
— Еле доволок. — Альк, не обращая внимания на дальнейшие упреки, стянул штаны и ощупью, по звону, нашел выпавшую из кармана медьку, гнутую и поцарапанную. Да, богатая добыча! Кормилец начнет платить ему только послезавтра, когда саврянин отработает одежду, а потом нужно будет еще башмаки купить… Альк поморщился, осознав, что рассуждает, как скопидомный весчанин, и зашвырнул монетку в угол. Конечно, во время учебы в Пристани у него бывали проблемы с деньгами, и одалживать приходилось, и подрабатывать, — но тогда это было скорее забавой, с твердой уверенностью, что всегда можно достать еще. Он же не какой-нибудь безродный бродяга — хоть отец и заявил, что блудный сын ни медьки от него не получит, пока не бросит эту дурь. Да Альк и сам бы не взял — пока не вернулся бы на нетопыре, с крысой, доказав родителям, что сделал правильный выбор. Но теперь…
— Когда ж я наконец сдохну всем на радость, — с мрачной иронией пробормотал саврянин, уже уткнувшись лицом в подушку.
Что белокосый обосновался-таки на печи, в нескольких шагах от «незамужней девицы», друзья сообразили много позже, когда сами легли и немного успокоились. Но скандалить еще и по этому поводу ни у кого не осталось сил, так что бдительный «братик» просто оставил дверь между комнатами открытой, подперев ее башмаком.
* * *
Первая крыса пришла через три лучины, когда люди уже крепко спали. Ей пришлось потрудиться, чтобы проникнуть в дом, — окна и двери закрыты, стены проконопачены. Но потом крыса отыскала-таки лаз через подпол и мышиные норы. Остальные же пойдут по ее следам, как по нитке.
Кошки в доме не было, а людей крыса не боялась, по дыханию зная — их сейчас и гром не разбудит, слишком устали. Особенно этот.
Она с легкостью вскарабкалась по углу печи, пробежала по покрывалу до голой груди, до пульсирующей ямки между ключицами.
Человек спал беспокойно. Губы шевелились, глаза дрожали под веками, голова изредка моталась из стороны в сторону. На шее веточкой вздулись вены, тронь зубом — хлынет.
Но крыса не собиралась кусаться.
Да и пасть у нее была занята.
Ручные крысы ласковы и преданны, однако чужака кусают без колебаний.
Там же
— А это нам зачем? — озадаченно спросил Цыка. — Мы ж вроде как ров копать ехали.
Обоз с мужиками и охраняющие его тсецы остановились на краю леса. Коров загнали в тень, с одной из телег, откинув рогожу, сняли пук грубо обструганных палок.
— Накопаетесь еще, — пообещал следящий за раздачей знаменный[3], — ко рву покуда лопат не подвезли. Вы ж защитники своей земли, а? Будете ее защищать-то, ежели что?
Мужики нестройно замекали, и только Мих громко, отчетливо пробасил:
— А от кого?
— Во-о-от, — довольно протянул тсец, делая вид, что не расслышал одинокого голоса. — А как вы ее защищать-то будете, если даже палку толком держать не умеете?
Мих презрительно фыркнул, выбрал палку покрепче и, к удивлению друга и Колая, ловко крутанул ее над головой, потом за спиной, с перебросом в другую руку, и перед собой, щитом.
Мужики вокруг попятились, знаменный заинтересовался, подошел поближе:
— Что, служил?
— Было дело, — нехотя признался батрак.
— Ну-ну… — Тсец внезапно ткнул Миха в живот своей палкой, тот без труда отбил. — Будешь «ладонью»[4], — решил знаменный. — Еще мастаки подраться есть?
Несколько мужиков робко подняли руки. Двух тсец забраковал, семерых утвердил.
— Ты не рассказывал, — с обидой заметил Цыка другу.
Мих появился на хуторе несколько лет назад, хмурый пришлый бродяга, — впрочем, он быстро прижился и оттаял, сдружился с батраками. Про родную веску, брошенную из-за ссоры с отчимом, Мих говорил много и охотно, но что между побегом и хутором что-то было, никто не догадывался.
— А, чего там рассказывать. — Чернобородый поглядел на зажатую в кулаках палку с одобрением, но без жадности, как на бывшую, случайно встреченную подружку, с которой разошлись полюбовно. — Покрутился три года в наемниках, вот кой-чему и научился.
— А почему бросил? — с завистью спросил Колай. В детстве он тоже мечтал стать бродягой-героем, но сначала отец подзатыльниками вразумлял, а потом свой ум отрос.
— Да ну. — Мих уткнул палку концом в землю, оперся на нее, как старик. — В батраках оно спокойнее. По молодости мечом машешь — вроде здорово. Дружки завидуют, девки улыбаются, в толпе дорогу уступают. А как ткнешь или ткнут им впервые… Катись оно все к Сашию! — Батрак сплюнул, заозирался: — Кстати, куда наш молец задевался?
— А-а, — отмахнулся Цыка, — совсем рехнулся. Ходит, вещает. Про Хольгу что-то там, про заповеди ее, про конец света, про знамения. Я вчера послушал чуток — чуть не стошнило. Помнишь, у нас в веске старика крысы сожрали? Ну так наш молец теперь это всем грешникам обещает, в подробностях, будто сам черепа обгрызал. Еще что-то там про гром с ясного неба, про волну приливную…
Мих уже и сам заметил мольца: тот стоял в окружении мужиков и вдохновенно блеял, яростно жестикулируя и время от времени воздевая посох к небу. Лица у слушателей были завороженные — еще бы, они ж не видели, как у этого придурка постепенно черепица едет. В молодости-то был мужик как мужик, и гульнуть и выпить, а сейчас, вишь, Хольга к нему в башку как к себе домой заходит!
— Так, кончай треп! — покончив с раздачей, рявкнул знаменный. — Разбились на «кулаки» и встали вдоль леса… лицом ко мне, дурачье! Да не толпитесь, как овцы, в рядок выстройтесь! Покуда время есть, заодно подготовим из вас ополчение. Еще спасибо за науку скажете, когда на ваши вески какая-нибудь шелупонь полезет!
* * *
К утру в избушке стало до того душно и жарко, что Рыска проснулась с рассветом и долго ворочалась, выставляя из-под покрывала то ногу, то спину, но задремать так и не смогла. Встала и начала готовить, щурясь от тупого нытья в висках. Отоспалась, называется…
Двигаться приходилось на цыпочках: Жар негромко похрапывал приоткрытым ртом, наполовину высвободившись из-под покрывала. Альк вообще сбросил свое на пол — а спал он нагишом и на спине.
Рыска раз прошла мимо этого безобразия, другой. Потом не выдержала, подкралась, подобрала покрывало и, затаив дыхание, попыталась осторожненько уложить его на место.
— Да. Не жалуюсь, — самодовольно сказал Альк, не открывая глаз.