Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.) - Федор Селезнев

Представители Англии и США даже предлагали советскому главнокомандующему Н.В. Крыленко по 100 рублей в месяц за каждого солдата– в случае продолжения войны с Германией. Разумеется, не эти рубли заставили большевистских вождей поставить на повестку дня вопрос о начале «революционной» войны с немцами. Ценой вопроса была власть над Россией. Ленину было нужно, чтобы Запад не вмешивался во внутренние дела России в случае разгона Учредительного собрания и отказался от поддержки Белого Дона. Ради этого вождь большевиков был готов вновь ввергнуть страну в войну с Германией.

Но выдержит ли её русская армия? Не покатится ли она назад под ударами немцев до самого Петрограда? Случись такое – и деньги, и боеприпасы, обещанные Антантой, не помогут. А вдруг и столица падёт? Немцы, взяв её, разумеется, не оставят власть в руках Совета народных комиссаров. Тогда революция погибла! Этого Ленин допустить не мог.

Поэтому, начиная с 15 декабря 1917 г., он несколько дней почти всё свое внимание уделял состоянию российских вооруженных сил. Армейские вопросы обсуждались на заседаниях Совнаркома 15 и 16 декабря. 17 декабря 1917 г. по предложению Ленина было созвано совещание представителей Общеармейского съезда по демобилизации армии. Для его участников Ленин составил длинный список вопросов. Главным из них был следующий: «следует ли с точки зрения состояния армии постараться затянуть мирные переговоры или революционный резкий и немедленный срыв мирных переговоров из-за аннексионизма немцев предпочтителен как решительный твердый переход, подготавливающий почву для возможности революционной войны?»[573].

Сам Ленин в это время склоняется к революционной войне. В проекте резолюции Совета народных комиссаров, составленной им 18 декабря 1917 г. черным по белому написано: «Пропаганда и агитация за необходимость революционной войны». И хотя в том же тексте несколькими строчками выше было обозначено намерение «продолжать мирные переговоры», однако предложение перенести их в Стокгольм, заведомо неприемлемое для Германии, означало шаг к их срыву. Тем более что параллельно намечались «усиленные меры по реорганизации армии» и «экстренные меры по обороне от прорыва к Питеру»[574].

В эти дни большевики не просто готовились к войне, но и чуть ли не провоцировали её. Именно так можно расценить воззвание к немецким солдатам не подчиняться приказам и сложить оружие, распространенное Петроградским телеграфным агентством[575].

Однако когда Ленин глубже ознакомился с реальным состоянием русских войск, то понял, что они полностью разложились и воевать не в состоянии. Вся надежда была только на добровольческие формирования. Но когда они ещё будут созданы? Делать нечего – нужно вести переговоры с немцами. И не просто вести, а заключить настоящий прочный мир с Германией. Видимо к такому выводу пришел вождь большевиков. Но эту мысль Ленину пока было нужно тщательно скрывать от представителей Антанты, особенно французов.

А тут как назло в Петроград приехал Шарль Дюма, секретарь члена французского правительства Жюля Геда. Дюма, видный социалист, депутат парламента, лично знал вождя большевиков по Парижу. 20 декабря 1917 г. он направил «дорогому товарищу» Ленину письмо с «братским социалистическим приветом» и просьбой принять его.

Попробуем предположить, в чём заключалась миссия этого посланца Франции. Французам нужно было любой ценой восстановить Восточный фронт. Кто станет его основой – советская армия, казаки Каледина, войска Центральной Рады – для Парижа было не принципиально. В конце концов, это могла быть и какая-то внешняя сила. В этой связи по поручения руководства Франции посол в Вашингтоне Жюссеран направил госсекретарю Лансингу ноту, в которой говорилось, что союзники должны послать экспедиционные отряды в Россию и взять под контроль Транссибирскую магистраль[576]. Но появление иностранных войск в России нужно было согласовать с советским руководством. Не для этого ли приехал в Петроград Дюма? Другой его целью, конечно, был срыв советско-германских переговоров в Бресте.

Однако Ленин уже решился на мир с Германией. Поэтому (и не только) интервенция Антанты в Сибири была для него крайне нежелательна. Обстановка за Уральским хребтом в это время накалилась до предела. 9 декабря 1917 г. чрезвычайный Общесибирский съезд в Томске принял резолюцию об организации временной Сибирской власти. А когда военно-революционный комитет Иркутска попытался разоружить юнкеров и казаков, то в городе вспыхнуло восстание против большевиков, продолжавшееся больше недели (8-17 декабря). В этой ситуации появление войск Антанты в Сибири могло создать для ленинского правительства очень большие трудности.

Но, видимо, откровенно обозначить свою позицию в личном разговоре с Дюма Ленин, не захотел. Он предпочел совсем избежать разговора со старым парижским знакомым. Кроме того, нужно было не дать французу встретиться с наркомом иностранных дел Троцким. Для этого внезапно был раздут скандал вокруг французской военной миссии. Троцкий 20 декабря 1917 г. вдруг предупредил Садуля, что желает иметь объяснения «по поводу деятельности французских офицеров в контрреволюционных кругах Украины, Дона и т. д.»[577]. (Как будто об этой деятельности Троцкий не знал раньше!). Этот демарш, разумеется, не означал разрыва с Парижем. На другой день, 21 декабря, состоялось совещание Ленина с работниками народного комиссариата по военным делам об организации новой армии, и Садуль был подробно информирован о его решениях[578]. Зато инцидент вокруг французской миссии позволил отложить встречу Троцкого и Дюма[579].

Сам же Ленин 21 декабря 1917 г. послал Дюма записку с приветом и самыми лучшими пожеланиями от себя и Крупской, но с сожалением констатировал, что «личные отношения между нами стали невозможными, после того как нас разделили столь глубокие политические разногласия»[580] (Дюма был социалистом-оборонцем). Предлог был, конечно, довольно искусственным. Поэтому Ленин, чтобы избежать встречи с Дюма предпочел на время уехать из Петрограда. Одновременно из столицы был удален Троцкий. (Народный комиссар по иностранным делам был назначен руководителем советской делегации в Брест-Литовске).