Закон трех отрицаний - Александра Маринина

Антон молчал, осторожно втягивая ноздрями запах, исходящийот ее пальцев. Запах был сложным, составленным из крема для рук, духов,которыми пропитались рукава тонкого свитера, и мандарина. Мандарины Аниталюбила больше всех прочих фруктов, постоянно их ела, и в ее доме всегда стояла замысловатойформы синяя керамическая широкая ваза, доверху заполненная радостно-оранжевымишариками.

– О чем ты так глубоко задумался? – негромкоспросила она, массируя пальцами затылок Антона.

– О том, что теперь весь «Мосфильм» будет знать о моихтурецких делах. Неужели так необходимо было говорить об этом тому мальчишке измилиции?

– Послушай меня, Антон, – голос Аниты сталстрогим, будто только что звучавшая в нем любовная мягкость замерзла ипревратилась в твердую непробиваемую массу, – эта история если кого икомпрометирует, то только меня, а вовсе не тебя. Ну что такого особенного тысделал? Поехал отдыхать в Турцию, один, без меня, увлекся девушкой, продавщицейиз отельного магазина, соблазнил ее. Ты же не мог предполагать, что там такиесуровые нравы. А она, между прочим, должна была тебя предупредить, что утратаневинности может обернуться для нее трагическими последствиями. Ты поступил какнормальный мужик: узнав, что ей предстоит освидетельствование, отвез ей денег,чтобы она могла быстренько выехать за границу и сделать себе операцию. В чемтебя можно упрекнуть? За что в тебя можно бросить камень? Это мне нужноубиваться и страдать, что ты так пошло мне изменил. Но я же не убиваюсь.

– Ты не убиваешься… – он тяжко вздохнул. – Тывообще никогда не убиваешься, но одно дело ты, а другое – я. Ты же не такая,как все. А я самый обычный мужик и выгляжу в этой истории полным идиотом.

– Почему? Современные мужики, самые обычные, всегдазаводят курортные романы, некоторые даже умудряются делать это в присутствиижен. А ты ездил один. Святое дело.

– Анита, ну как ты не понимаешь! – Он поднялголову, резко стряхнув с волос ее пальцы, поднялся во весь рост. – Да,нормальные мужики всегда пользуются случаем, своего не упускают. Но я что-то неслышал, чтобы кто-то из них потом раскошеливался на операции. На аборты – да,бывает, но не на эту… как ее… гименопластику… Тем более все понимают, что своихденег у меня нет, значит, я взял у тебя. Представляешь, что обо мне будутговорить?

Анита тоже встала, отложив папку со сценарием на стол, иотошла к окну. На фоне светлого осеннего неба ее силуэт с точеными плечами игладкой прической казался Антону изящной фигуркой из полированного дерева.Теперь она стояла к нему спиной и говорила, не оборачиваясь:

– Милый ты мой, это обо мне будут говорить, а не отебе. Обо мне скажут, что я до такой степени превратилась для тебя вмамку-няньку, что покрываю и оплачиваю твои постельные грешки. Что я до такойстепени вцепилась в тебя, что готова все тебе прощать, вплоть до измен. Что яготова быть униженной, обманутой и обобранной, только бы ты меня не бросил. Тыдумаешь, мне это приятно? А о тебе скажут всего лишь, что ты молодец, ловкоустроился и полностью прибрал меня к рукам. Можешь рассматривать это как тонкийкомплимент, который льстит твоему самолюбию.

– Что-то мне не льстит, – буркнул Кричевец. –Неужели нельзя было ничего придумать, чтобы не рассказывать всего этого?

– Нельзя, милый.

Она повернулась, и на лице у нее было выражение спокойноготерпения. Этот разговор Антон затевал уже в сотый раз, и у нее хватало сил нераздражаться и не срываться, снова и снова объясняя ему логику своих и егопоступков.

– Нельзя, – повторила Анита. – Совершенноочевидно, что милиция подозревает нас с тобой в связях с Дроновым. И совершенноочевидно, что никаких связей с ним у нас с тобой не было и нет. Они прицепилиськ тому, что мы почему-то не пошли к Косте на юбилей, и думали, что мы в этовремя встречались с Юлькиным любовником и жаловались на ее сексуальныеаппетиты. И что мы с тобой должны были делать? Покорно, как агнцы, которыхведут на заклание, соглашаться с этим? Да, мы не были у Кости, но и с Дроновыммы не встречались. Если бы мы знали, что все так обернется, что Юлька… погибнети нас с тобой станут подозревать только потому, что мы не пришли к Островскомуна юбилей, я бы весь вечер понедельника провела на людях, чтобы они могликаждую минуту мою подтвердить. Но я же, как верная подруга, отвезла тебя утромв аэропорт, а после работы сидела дома, вот в этом самом кресле, какпривязанная, ждала сообщений от тебя. От телефона не отходила. Если бы у менябыл мобильный телефон, я могла бы спокойно ждать твоего звонка где угодно, влюбом месте, где меня могут видеть. Но мобильника у меня нет. Если бы мы знали,что все так обернется, мы бы отменили запланированную встречу с Костей вовторник, сходили бы к нему на юбилей, а в Турцию ты полетел бы во вторник или всреду. Сейчас не сезон, с билетами проблем нет. Но ведь девочка позвонила тебев воскресенье поздно вечером, рыдала, билась в истерике, говорила осамоубийстве. Что ты должен был ей ответить? «Подожди лезть в петлю, у менязавтра день рождения шефа, я с ним водки попью, а потом прилечу тебяуспокаивать»? Ты считаешь, что так было бы лучше, человечнее?

– Господи, Анита, ну почему ты такая правильная? –простонал Кричевец, подходя и обнимая ее. – Мне с тобой страшно. Я рядом стобой чувствую себя совершенно неполноценным.

Она на мгновение прижалась к нему, потом решительноотстранилась:

– Ну все, зайка, прекращай ныть. Чем выпутываться издурацких и совершенно необоснованных подозрений, лучше объяснить милиционерам,что тебя не было в Москве. А я ни с каким Дроновым не встречалась, потому чтосидела дома, привязанная к телефону. Сколько раз ты мне звонил из Турции впонедельник вечером?

– Раз пять, наверное, – он пожал плечами, –или шесть. Не помню точно.

– Ну вот видишь, милиционеры запросят телефоннуюкомпанию, там подтвердят, что с твоего мобильного вечером в понедельник былипостоянные звонки на мой домашний номер, и мы с тобой разговаривали. Так что ясовершенно точно была дома. Поверь мне, Антон, так лучше.

– Ничего не лучше! – внезапно взорвался он. –Для чего было выворачивать наше грязное белье наизнанку, если потом выяснилось,что Дронова вообще в Москве не было? Не было его, понимаешь? Так что где именномы с тобой провели вечер того понедельника, никакого значения не имеет, мы всеравно не могли с ним встречаться.

– Мы могли встречаться с его дружками-уголовниками. Ипотом, мы же действительно не знали, что его нет в Москве, и боялись, что намеще долго не дадут спокойно жить эти тупые менты. Они принялись допрашиватьмаму, Любу, они приходили ко мне на работу, и бог его знает, что они там ещепридумали бы. А о том, что Дронов был в отъезде, нам этот маленький дурачок сПетровки рассказал только после того, как мы ему признались насчет твоейпоездки в Турцию. Тебе не в чем меня упрекнуть, Антон.

– Ты уверена? – прищурившись, спросил он и тут жесам испугался тех слов, которые помимо воли слетели с его языка.