Рудимент - Виталий Сертаков

Пока все тихо, и я в состоянии соображать, я доведу начатое до конца. Теперь виски трещат непрерывно, точно закрутили вокруг головы железный трос и медленно затягивают все уже. На голову я почти не обращаю внимания, это ерунда по сравнению с тем, что творится в животе. Но мне необходимо потерпеть совсем немного, и все образуется как нельзя лучше. Тебе пока знать ни к чему, боюсь сглазить.

Обидно только, что я тебя обманула и не отвезла на карнавал. И на водопады мы не попали, и на парад Роз. Не думай, пожалуйста, что все женщины обманщицы, ладно? Помнишь твой День рождения, ведь мы его отпраздновали, как я тебе обещала!

Роби тогда нарисовал для тебя картину, и ее разрешили оставить. По-моему, это была единственная картина Роби, которую Сикорски не отобрал, правда, повесить на стенку все равно запретили. Помнишь, как мы жалели Роби, что картины отнимают, и что за ним все время следят, как бы он не намазюкал чего-нибудь на дорожке или в туалете? А он лишь смеялся, сестра вытирала за ним слюни и меняла подгузник. Ужасно, Питер, да? Ты еще сказал как-то — уж лучше ездить, как ты, в кресле с аккумулятором и управлять одной рукой, чем в двадцать два года носить подгузники. Я всегда хотела спросить тебя: ты знал о его картинах? Ты же такой умный, Питер, неужели ты не догадался?

Мамочка сказала мне полгода назад. Она плакала, я тогда ударила ее. Я ударила свою мать, Питер, и хочу, чтоб ты об этом знал. Она плакала и пыталась меня приласкать, а я ударила ее. Потому что она, косвенно, была виновата. Твой санитар Дэвид, огромный такой, он работал раньше в корпусе «В». Малыша Роби у нас тоже не было, его перевели в «С» год назад, наверное, признали безобидным. В сущности, так и было, он безобиднее, чем Таня. Чего не скажешь о его творчестве. О его кошмарной мазне.

Дэвиду поручили работать с тобой, он был очень исполнительным и приветливым парнем, а к Роби прикрепили кого-то другого. Не знаю, кому из докторов пришло в голову забрать Дэвида и поручить уход за тобой этому ублюдку Томми. Хоть ты его и защищал, все равно он ублюдок. Я тебе попозже расскажу, какими гадостями он занимался. О, я про них многое знаю, но приходилось держать язычок за зубами. Ведь Дженна обязана была оставаться для всех миленькой девочкой!

Наверное, к тебе прикрепили Томми, потому что он белый и выглядит не так свирепо, как Дэвид. Да, Томми весь беленький и гладенький, и смотрится, как обсосанный леденец. Мамочка как-то обмолвилась, что Дэвид, пока служил в армии, был борцом в тяжелом весе, или что-то вроде этого. Потому нос сплющенный и лицо в шрамах.

Дэвида, безусловно, проинструктировали, как вести себя с Роби. Да он и без того был самым опытным. И как его только угораздило?

Когда я заметила, что Дэвида нет на службе, я спросила у Курта, у охранника с четвертого поста, это подземная перемычка между «В» и «А», ты туда не ездил, охранник сидит между двух решеток, чтобы рукой до него не дотянуться. Так Курт сказал, что Дэвид уволился. Курт хороший парень, он бы тебе понравился, Питер, вы могли бы вместе разгадывать кроссворды.

Но он наврал мне, или сам не знал. Дэвид сошел с ума, Питер, он вынес из крепости пару рисунков Роби. Как он ухитрился их пронести, никто не знает. У санитара инструкция очень простая: выдавать достаточно бумаги, красок и мелков, потом быстро собирать в непрозрачную папку для передачи доктору. Ни при каких условиях не выносить листы из палаты. Не позволять малышу рисовать в коридорах. Не обсуждать с пациентом рисунки. И самое важное — не разглядывать. Слишком опасно.

После того, что произошло с Дэвидом, бумагу для Роби нумеруют. Мамочка сказала, что когда взломали дверь в его квартире, рисунки висели на стене, а Дэвид висел напротив, вместо люстры…

Милый Питер, я так шучу, это страшный юмор, я понимаю, но если тебе надоест жить, попроси Роби нарисовать что-нибудь.

Он ведь добрый, он тебе удружит! Прости, прости, милый, я совсем не хотела тебя стращать, просто я выпила и несу всякую чушь. Да, представь себе, я выпила настоящего виски! Кошмар! Впрочем, теперь почти неважно, проживу я на пару дней дольше или нет. Какая разница, что вредно, а что — смертельно вредно? Самым вредным, ха-ха-ха, было знакомство с тобой… Пожалуйста, не обижайся, милый. Я счастлива, что именно ты стал моим первым, но это правда. Если бы не ты, я не сбежала бы из Крепости.

Уже скоро… Уже совсем скоро я закончу приготовления, и если все пройдет удачно, ты станешь первым, кто узнает…

Я люблю тебя, сладкий мальчик.

Ты будешь меня вспоминать?

Я знаю относительно Роби гораздо больше, чем Дженна. Но с некоторых пор я предпочитаю не проявлять излишнюю осведомленность. Куколка не способна держать язык за зубами.

Я никогда не забуду, что именно с ней потерял невинность, и вечно останусь ей за это благодарен. Хотя в книгах и кино педалируют фразу, что за секс, мол, не благодарят, что это удовольствие на двоих… К моему случаю это не относится. Я реально смотрю на вещи. Ни одна женщина не пойдет за меня замуж и не погубит жизнь на уход за уродом. Я знаю, что тут есть проститутки, специализирующиеся на обслуживании таких, как я. Более того, мне попался на глаза материал с предложением сниматься в порно; находятся извращенцы, которые бы выложили пару сотен, чтобы подрочить, подглядывая за нами с Куколкой. Так что, если моих мозгов не хватит на чужие рефераты, дипломные работы и разгадывание кроссвордов, я смогу переквалифицироваться в порнозвезды. Опыт имеется.

Что бы с нами не случилось, Дженна останется моей женщиной. И неважно, что всю, так сказать, мужскую работу ей пришлось взять на себя. Она столь трогательно заботилась, чтобы я не почувствовал себя хуже, ведь за три года у меня случились-таки два припадка, но не сильные… Куколка невероятно старалась, хотя сама ничего не умела, подозреваю, что я был к тому времени гораздо больше озабочен и в десятки раз лучше подкован… Подкован благодаря мудрому Пэну Сикорски, который придумал для нас с Винченто новую работенку. После невинных серий с обжиманиями в раздевалках предстояло озвучить кое-что похлеще. Могу лишь одно сказать: здорово, что я не свихнулся на почве секса, все к тому и шло. Я имел глупость приоткрыть перед Дженной самый краешек наших творческих исканий, и глаза у нее превратились не просто в блюдца, а скорее, в начищенные сковородки…

Милая Куколка, она так старательно строила из себя опытную даму, а сама боялась не меньше моего.

— Зачем тебе нужен урод? — теребил я ее. — Ты можешь начать интимную жизнь с красивым парнем, заиметь семью и счастье…

— А я, по-твоему, не урод? — надулась она. — Я восемь месяцев в году провожу в Крепости. Это как назвать? И при чем тут парни, если я тебя люблю?

— Нельзя любить инвалида! — сопротивлялся я больше для проформы, конечно, мне льстило ее внимание. Иногда я думал, что было бы, окажись на ее месте другая девушка. Тоже стала бы со мной, от скуки, возиться, и пошла бы на секс-эксперименты, чтобы потом нашептать подругам о таком необычном опыте? Ведь женщин тянет к необычному, я об этом много читал.