Завещание веков - Анри Лёвенбрюк

— Все было бы гораздо проще, если бы я назвал свое имя вчера, когда звонил вам, — сказал я, увидев, что она подняла голову. — Но в последнее время я стал немного параноиком.

— Нет, вы были правы. Мне очень жаль. Думаю, я параноик куда больше, чем вы. Мне все время кажется, что за мной следят…

Она встала.

— Я налью вам выпить?

— С удовольствием, — признался я.

— Виски?

— Прекрасно!

Она исчезла на кухне и через несколько секунд вернулась, держа в каждой руке по стакану.

Она и в самом деле жалко выглядела в этой слишком большой квартире. Ошеломленная всем, что произошло, потрясенная убийством отца, она чувствовала себя растерянной и одинокой в этом старомодном жилище. Словно ей было не по себе в собственном доме. Во взгляде ее читалась такая неподдельная грусть, что мне стало неловко.

— Как, вы сказали, называются эти две организации? — спросила она, протянув мне стакан.

— «Акта Фидеи» и «Бильдерберг». Насколько я знаю, они между собой не связаны. Первая, более или менее похожая на «Опус Деи», имеет резиденцию в Ватикане, вторая представляет нечто вроде ультралиберального, всемогущего, международного тайного общества.

Она неторопливо кивнула:

— Мне кажется, отец упоминал о них. Этот идиот со мной почти ничем не делился! Хотел меня защитить!

— Вы не хотите рассказать, что произошло?

Девушка посмотрела на меня долгим взглядом, явно колеблясь. Наверное, смерть отца отбила у нее привычку откровенничать. Но чувствовалось, что ей это необходимо. Говорить. Изливать душу. Не сводя с меня глаз, она отхлебнула из стакана и сказала:

— Мой отец провел большую часть жизни в Палестине. Главным образом в Иудейской пустыне. Он работал в миссии «Врачи без границ», но настоящей его страстью были бедуины.

Я с улыбкой кивнул, как бы приглашая ее продолжить рассказ. Казалось, она начинала мне доверять.

— Пятнадцать лет назад он обнаружил какой-то монастырь, недалеко от Кумрана. В этом регионе много религиозных общин, но эта была очень… замкнутой. Расспрашивая об этой общине, он узнал столько разных версий, что это его заинтриговало. Некоторые говорили, будто это еврейская община, другие утверждали, что христианская. Они жили очень скрытно и никого к себе не допускали. Но мой отец был упрям. Очень упрям. Общаясь с бедуинами, он научился терпению. И в конце концов сумел попасть в монастырь, поговорить с его обитателями. Вот тогда и обнаружилась совершенно невероятная вещь.

— Это были ессеи?

Она кивнула:

— По крайней мере, так утверждали они сами. По их словам, община появилась в эпоху Христа и с тех пор не менялась.

— Это кажется невероятным! Каким же образом рекрутировали они новых членов?

— Я про это ничего не знаю. Я знаю лишь то, что отец страшно заинтересовался их историей. Он просто обезумел. Написал множество статей на эту тему. Микрофильм в Национальной библиотеке — это только часть его заметок.

— Почему он отдал микрофильм в библиотеку?

— Он ни с кем не хотел делиться своим открытием, но все же понимал, что его нужно как-то защитить, если… если с ним что-то случится.

Вновь отхлебнув виски из стакана, она продолжила:

— Несколько недель назад, когда он был в Иерусалиме, начались странные звонки. Какие-то люди желали поговорить с отцом и вешали трубку, как только я отвечала, что его нет дома. Я сообщила об этом отцу, и он обещал вернуться как можно быстрее. Через несколько дней его не стало. С тех пор я не знаю, что делать. Я боюсь подходить к телефону, боюсь обращаться в полицию. На работе я не была уже три недели. Мне очень страшно.

Я поднялся и сел рядом с ней. Стараясь скрыть смущение, я взял ее руки в свои и попытался успокоить ее. Она справилась с собой, ответила мне улыбкой, но глаза выдавали ее — она действительно была в ужасе.

— Откуда вы знаете имя моего отца?

— Папа говорил мне о нем. Он сказал, что ваш отец, возможно, нашел объяснение истории с ассаями. Сказал, что это человек необыкновенный и, быть может, единственный, кому можно доверять. Эта история и его сделала параноиком!

— Понимаю…

— Но это не все, — сказала Клэр, выпрямившись на канапе. — Вы в курсе того, что произошло с самой общиной?

— Нет.

— Через несколько дней после смерти отца я наткнулась на статью в «Монд». Там говорилось, что в Иудейской пустыне была истреблена некая религиозная община. Вот так. Словно это одно из событий израильско-палестинского конфликта.

— Неужели их убили? — вскричал я.

Она лихорадочно закивала:

— В живых не осталось никого. А монастырь сожгли.

Я разинул рот. Поверить в это было невозможно.

— Вы сохранили статью?

— Конечно.

Она встала, и в этот момент раздался резкий хлопок. Окно в гостиной разлетелось на мелкие кусочки. Осколки стекла засыпали комнату.

Все произошло очень быстро. Всего за несколько секунд. Звук выстрела настолько потряс меня, что я упал навзничь. Пытаясь подняться, я ощутил под пальцами что-то липкое на ковре. Опустил глаза и с ужасом понял, что это кровь.

Я медленно поднял голову. И вскрикнул от ужаса. Девушка лежала неподвижно на краю канапе, и белая обивка постепенно набухала от крови. Я закрыл глаза. Нет. Это невозможно.

Кусок стекла, повисший на оконной раме, со звоном упал на пол. Этот звук вывел меня из оцепенения. Я привстал и тут увидел, что девушка все еще дышит. Она не умерла. Пуля попала ей в плечо. Сознание она потеряла от боли или от шока.

Я поднялся и вздрогнул от нового хлопка. Пуля просвистела всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я мгновенно растянулся на полу и пополз, обрезая ладони и запястья об осколки стекла.

Пуля застряла в стене. Я быстро взглянул на окно. Напротив стоял дом. Стрелявший наверняка укрылся там. Больше я не колебался. Схватил Клэр за ноги и пополз к входной двери, волоча девушку за собой. Из окна нас не было видно.

Когда мы оказались вне досягаемости стрелка, я наклонился к лицу Клэр Борелла. Она постепенно приходила в себя. Внезапно глаза у нее широко раскрылись. Она начинала понимать, что происходит. Во взгляде ее отразился панический ужас.

— Успокойтесь, успокойтесь, — прошептал я. — Я вас вытащу отсюда.

Она испуганно смотрела на меня. Руки у меня дрожали. Я был в растерянности. Никак не мог собраться с мыслями. Что делать? Бежать? Ждать полицию? Оба решения были одинаково плохи. Если мы попытаемся бежать, стрелок или кто-нибудь из его сообщников прикончит нас, как только мы выйдем на улицу. Но если дождаться полицию, то все рухнет.

Проблема была в том, что полиция сумеет установить мою личность, даже если нам удастся вырваться отсюда. Весь паркет был в пятнах моей крови. И я все утро проторчал в кафе напротив, где меня видели многие.