Здесь и сейчас - Гийом Мюссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вам какой этаж, сэр?
— Тридцать третий, — ответил я.
Я не мешал ему маневрировать цифрами, но не прошло и нескольких секунд, как я уже стоял перед входом в квартиру Николаса Ловатура.
Дверь была приоткрыта.
«Там не бывает случайностей», — услышал я голос Салливана.
Я бесшумно вошел в холл, а из холла в гостиную, обставленную в современном стиле, но тем не менее уютно. Лучи послеполуденного солнца проникали в комнату со всех сторон, превращая ее в совершенно необыкновенное пространство. Мягкий, золотистый, почти что живой свет, казалось, обнимает меня. Боа-констриктор из светящейся пыли сжимал меня в своих объятиях.
Я подошел к огромному прозрачному окну во всю стену и вышел на балкон, который держался на прозрачных опорах. Отсюда можно было любоваться Ист-Ривер, Бруклинским мостом, золотой кроной Мьюнисипэл-билдинг, новой мерцающей башней Всемирного торгового центра…
Вид завораживал. Все было сногсшибательным, но мне здесь было нехорошо. В стеклянном корабле мне не хватало материи, плоти. Он унес меня от всего, что я по-настоящему любил: людей, улиц, человеческих отношений, жизни.
Я вернулся обратно в комнату. На стенах висели фотографии Лизы и детей. Смех, дружеское общение, счастливые минуты, пойманные на пленку. Доказательство, что их жизнь продолжалась и без меня.
Свидетельство, что я им не нужен.
Я задержался перед потрясающим портретом моей дочери, тонированным сепией. Как тронула меня встреча с ней, как мне ее не хватало! Я продолжал экскурсию по гостиной и одновременно шарил в кармане, ища листок бумаги с рисунком Софии.
В углу комнаты на большом письменном столе из ореха лежали стопки книг в ожидании автографов. Экземпляры последнего творения хозяина дома. Толстый роман с картиной Магритта «Поцелуй» на обложке: и у мужчины, и у женщины головы задрапированы полотном. Серебряными буквами на темном фоне выделялось название и фамилия автора:
ЛЮБОВНИК
Николас Раселл Ловатур
Я развернул листок Софии, который бережно спрятал в карман, но вместо обещанного рисунка увидел аккуратно выведенные буквы:
«Хочешь узнать секрет, папа?»
Дрожь пробежала по моему телу от макушки до пяток. Я перевернул листок и на обороте прочитал:
«Писатель — это ты».
Я не сразу понял, какой секрет хотела раскрыть мне София, и продолжал, не отрываясь, смотреть на книгу:
ЛЮБОВНИК
Николас Раселл Ловатур
Внезапно я ощутил головокружение, буквы перед моими глазами ожили, заплясали, и я увидел, что из букв имени автора можно сложить мое имя — Артур Салливан Костелло.
Я, как безумный, схватил книгу, перевернул и посмотрел заднюю сторонку обложки. Там был портрет автора и короткая биография.
На портрете был изображен я.
3
— Не говори, что ты страшно удивлен!
Кто-то вошел в гостиную. Я обернулся и увидел своего двойника. Клона. Самого себя, слегка агрессивного, но без моей серьезности, подавленности, озабоченности, без моего тоскливого ожидания, которое въелось в меня и не отпускало все эти годы.
Я окаменел. От изумления. От ужаса.
— Кто ты такой? — с трудом выговорил я.
— Ты, разумеется, — заявил двойник, подходя ко мне. — Неужели за двадцать четыре года такое решение не могло прийти тебе в голову?
— Какое решение?
Он насмешливо хохотнул и взял с письменного стола пачку «Лаки Страйк».
— Отец был не прав. Настоящая проблема нашей жизни вовсе не в том, что нельзя никому доверять…
Он чиркнул спичкой, закурил сигарету и продолжал:
— Настоящая проблема в том, что ты сам себе враг. Единственный и беспощадный.
Я ошеломленно молчал, а он прибавил:
— Суть в том, что в жизни есть что-то непоправимое. Ты не можешь его уничтожить. Не можешь вернуться и исправить. Не можешь получить прощение. Приходится жить с непоправимым и пытаться не совершать новых ошибок. Вот и вся истина.
У меня на лбу выступили капли пота. Во мне поднималась удушливая волна гнева, и она могла разнести все вокруг.
— Но какое отношение это имеет к маяку?!
Двойник с удовольствием затянулся и выпустил дым.
— Понятно. Ты считаешь меня идиотом, — вздохнул он. — Но это ты не хочешь взглянуть правде в глаза.
Хватит! Я наслушался его болтовни!
Мой взгляд притягивал к себе нож для разрезания бумаги, лежащий на столе. Прелестная вещичка. Миниатюрная катана из слоновой кости с инкрустацией. Вне себя от ярости, что мой двойник беззастенчиво пользуется моей жизнью, я схватил катану и пошел с ней на этого мерзавца.
— Как ты смеешь красть мою жизнь? Я ее тебе не отдам! Заберу жену и детей! Я не хочу их терять!
Рот двойника искривился в усмешке.
— Не хочешь терять? Ты их уже потерял!
Не желая его больше слушать, я воткнул нож ему в живот, и еще, и еще! Обливаясь кровью, он повалился на желтый паркет.
Я стоял неподвижно, пытаясь понять то, что понять невозможно.
И вот опять — уже в последний раз — все поплыло у меня перед глазами, как расплывалось изображение на экране телевизора в моем детстве. Мурашки побежали по телу, потом начались конвульсии. Меня крутило и выкручивало помимо моей воли, и я стал отделяться от действительности, растворяться, исчезать, ощущая резкий запах жженного сахара.
Потом раздался глухой удар, похожий на смягченный выстрел. И в тот миг, когда я растворялся, я вдруг увидел свою жену и детей.
И тут меня осенило внезапное озарение.
Вопреки тому, что мне всегда казалось, исчезал вовсе не я.
Исчезали они.
Ночь. Пустота. Ждать больше нечего.
Он остался один.
Синоним одиночества — смерть.
Виктор Гюго
0
Я открыл глаза.
Я…
Вымысел — это правда, которая выгораживает ложь.
Стивен Кинг
Артур Костелло пробует силы в литературе для юношества
(«Издательский еженедельник».
8 октября 2012 года)
Автор, известный своими триллерами и романами-фэнтези, ставшими бестселлерами, на будущей неделе положит на прилавки книжных магазинов новую книгу под названием «Девочка с Малберри-стрит», свое первое произведение, адресованное юным читателям.