Смертельный туман - С. И. Гроув

– Вот эта роща, – вытянул руку Горькослад.

Но София и сама ее почувствовала. В излучине реки стояли деревья, на удивление рослые, со стволами в темно-красной коре. Они выглядели совершенно не на месте в этой долине, их словно выдернули где-то в другом месте и воткнули здесь, совершенно не разобравшись.

«Красный лес Древоеда!» – сообразила София.

Чем дольше она разглядывала рощу, тем более захлестывали ее чувства, причем не собственные, это она знала точно. Это проявлял себя клим, то бишь древний. Ощущение намерения, угадывавшегося за вихрем эмоций, было невероятно знакомым. «И как же я раньше не догадалась, откуда оно? – невольно удивилась София. – Вот он, первоисточник всего напряжения и ободрения, водительство, шепот на ухо, который я слышала от рождения!»

Вот, оказывается, что влияло на сотни повседневных решений, лишь на первый взгляд казавшихся ее собственными. Ни на чем вроде бы не основанная подозрительность в отношении незнакомца. Лютое нежелание следовать очевидному выбору. Жгучая тяга подробнее исследовать место, где «точно» ничего нет… Что, как не этот внутренний голос, порождавший нетерпеливое возбуждение, направляло ее несколько месяцев назад, когда она искала нигилизмийский корабль под названием «Истина»?

С нею говорил древний. Говорил беспрестанно.

В этот миг София поняла, что имел в виду Горькослад, рассуждавший о «восприятии вместо ви́дения». Знать, даже не задаваясь вопросом, откуда берется знание. Руководствоваться интуитивным ощущением правильности. Перескакивать медлительные этапы созерцания, взвешивания, суждения…

И она осознала лежавшее перед нею так ясно, словно сам древний на ухо нашептал: роща эта – сокровенна. Она слишком драгоценна, хрупка, слишком опасна. Нельзя подходить ближе!

Так вот почему замолчал древний. Все на расстоянии множества миль погрузилось в безмолвие ради того, чтобы сберечь это место. Древний страшился не рощицы, он боялся за нее. Ее следовало любой ценой уберечь.

– Горькослад… – шепнула София.

Оказывается, она стояла с ним рядом, хотя не помнила, как спешилась.

– Что такое?

– Древний оберегает это место, – сказала она.

Горькослад посмотрел на рощу. Небо расколол внезапный удар грома и молнии, по долине прокатилось гулкое эхо. Несколькими мгновениями позже последовал новый удар, отдаленней и глуше.

– Да, – сказал Вещий. – Ты права. И чувство это обострилось. Что-то меняется… Знать бы, что случилось.

– Здесь этим даже воздух наполнен, – по-прежнему шепотом отозвалась София.

Горькослад покосился на нее:

– Верно. Должно быть, древний устремил сюда все свое внимание, поэтому его присутствие так мощно здесь ощущается. Разве ты его никогда прежде не испытывала?

София покачала головой. Темное небо полосовали яркие стрелы молний.

«Спеши, спеши, спеши! – как бы подсказывали они. – Еще не пришло время!»

Роща стояла непроницаемо-темная. Близящаяся буря еще не коснулась ее. Громадные деревья издали казались былинками, ничтожной порослью на пространстве долины.

На вершине холма дождь пошел раньше, чем внизу. По земле застучали тяжелые холодные капли, замолотили по листьям над головой… и дождь хлынул с глухим ревом, мгновенно перекрыв вид на долину. Тем не менее мысленным оком София с прежней четкостью видела и сокровенную рощу, и великую долину, чье лоно приютило двух скорбящих лакрим… место до того жизненно важное, столь ревностно хранимое, что сердце древнего полнилось страхом за него.

– Теперь нам надо идти. – Софии пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум дождя.

– Ты правда так думаешь? – удивился Горькослад.

– Клим не хочет, чтобы мы приближались. Позже – может быть, но не сейчас.

И она повернулась к Вещему, сияя от восторга. Теперь она точно знала, что делать. Она даже не сразу почувствовала леденящие струи дождя. К дождю примешался град. София запрокинула голову, закрыла глаза…

Повернувшись к Горькосладу, она увидела: Вещий рассматривал свою раскрытую ладонь.

Сперва она даже не поняла, что именно предстало ее взгляду. Горькослад держал горсть черных градин. И потеки влаги у него на лице были черными, как смытая боевая раскраска.

– Что это? – испуганно спросила София.

Посмотрев на деревья кругом, они заметили такие же потеки на зеленой листве. Тропа, по которой они пришли, успела превратиться в ручей. Черный поток, убегающий в темноту.

– Гарь, – сказал Горькослад. – Дождь из сажи…

Как только Тео начал худо-бедно вставать и ходить, его кровать переехала из кухни в отдельную комнату. Днем он большей частью лежал, глядя в потолок и пытаясь не обращать внимания на мучительную пульсацию в левом плече. Угольный град, барабанивший в стекла, заставил его подняться и подойти к окошку. Тео молча смотрел, как никли снаружи цветы и трава, пока их окончательно не смяло и не прибило к земле.

Шел уже пятнадцатый час дня, когда он увидел Дымку, шагавшую вверх через поле. Она шла, завернувшись в тонкий прорезиненный брезент, отчего казалось, будто по склону плыла бесформенная тень. Тео покинул комнату и присоединился к Казанове, ждавшему у входной двери.

Сбросив дождевик, Дымка повесила его на деревянный гвоздь.

– Кто бы знал, что здесь такое творится, – проговорила она.

Черные градины скатывались с ее одежды, стуча по полу, точно камешки.

– Как думаешь, большую территорию захватило? – спросил Казанова.

Женщина кивнула:

– Сам понимаешь, народ на улицу не высовывается. Но после полудня прибыли двое странников, они говорят, что видели у края Черепашьей долины, как начал сыпаться град. Это мили три отсюда на юго-запад. – Подойдя к очагу, она стала разводить огонь. – Если это безобразие когда-нибудь прекратится, можно сходить на круг. Туда и эти приезжие наверняка подойдут, там все подробности и услышим. Правда, Энтвисл до сих пор не показывается, хотя ему уже пора бы прибыть… Не иначе непогода задерживает!