Смертельный туман - С. И. Гроув

Горькослад оживился, благодарно взял миску:

– Спасибо, Лишайник!

– Там даже некоторые элодейцы живут, – сказал хозяин. Убедившись, что гости с аппетитом жуют, он и сам взялся за ложку. – Мы обычно избегаем таких людных мест, уж очень там шумно. Но даже и среди нас бывают отверженные…

Горькослад поднял брови:

– Даже среди элодейцев?.. Я бы выразился иначе: мы все в общем изгои. А кое-кто из нас…

И он со значением посмотрел на Лишайника.

Тот кивнул.

От Софии не укрылся их молчаливый обмен взглядами.

– Что? Кое-кто из вас – что?

– Некоторые из отверженных, скажем так, уж очень за рамками общепринятого. Даже для Оукринга.

– Что это значит? – добивалась София.

Горькослад и Лишайник уткнулись в миски и некоторое время не отвечали. Наконец Горькослад поднял голову:

– Об этом предпочитают не упоминать… Однако сколько-то лет назад в Оукринге искали убежища три сестры-элодейки. Мы их изгнали… – Он тряхнул головой. – Лучше ты рассказывай, Лишайник. Я ведь тогда еще не родился.

Лишайник заметно помрачнел:

– Боюсь, я могу поведать немногое… Об остальном спрашивай жителей Оукринга. Тех сестер отлучили за намерение использовать свои таланты в разрушительных целях. При этом ты должна понимать: изгнать элодейца вовсе не значит согнать его с места, мы ведь живем все врозь.

– Как же тогда происходит изгнание?

– Их лишают права называть себя элодейцами.

София даже ложку опустила:

– Ужас какой!

– Да, – горестно подтвердил Лишайник. – Такое решение далось нам нелегко… Сестры укрылись в Оукринге, но спустя непродолжительное время, и к нашему полному изумлению, их выгнали и оттуда. Случай с этими сестрами был единственным за всю историю Оукринга.

– Представить даже боюсь, что они натворили, – пробормотала София.

Лишайник не ответил. Он молча ел, пока дочиста не выскреб дно миски.

– Они бежали к Жуткому морю, – сказал он наконец. – Насколько мне известно, там до сих пор и живут.

В каменном доме Лишайника имелось несколько комнат. Хозяин отвел Софию в спаленку с квадратным окном, выходившим на карьер. За стеклом была сплошная чернота. Лишайник открыл окно, предупредив, что ночь ожидается теплая. Комнату наполнил запах сосновой хвои и влажной земли. Вручив Софии дополнительную подушку и одеяло, Лишайник пожелал ей спокойной ночи и вышел. София устало разулась и стала готовиться ко сну. Комнатный умывальник помог смыть усталость дальней дороги.

«Итак, завтра – Оукринг, – сказала себе девочка. – А еще мы увидим рощу, где прячутся лакримы…»

От волнения ее прохватило дрожью. Что принесет завтрашний день?.. София встряхнула одеяло, источавшее еле заметный запах дыма, и забралась в постель. Опуская голову на подушку, она вдруг вспомнила слова авзентинийской карты: «Дорога приведет тебя в Лес Затишья, где под звон безмолвного колокола прорастает спящее семя. Далее лишь твоя карта тебя поведет…»

День занялся очень пасмурным. Спасибо хоть на том, что темно-серые облака были обычными, без желтизны. Лишайник предрек, что дождь сместится на восток, следом за путниками, и накроет их во второй половине дня. Горькослад ответил, что при некотором везении к тому времени они уже достигнут Оукринга.

– Черепашья долина… – напомнила Вещему София.

Он кивнул:

– Не волнуйся. Она как раз по пути.

Лишайник снабдил их в дорогу яблоками, грецкими орехами, сэндвичами из темного хлеба с ежевичным вареньем. Он проводил гостей до леса по узкой тропе вдоль карьера и простился с ними возле валунов, где встретились накануне. Помахал вслед…

Нош определенно не хотел мокнуть под ливнем, предпочитая сухой навес и подстилку. Он быстро продвигался вперед. Софию снедало невероятное волнение. Она чувствовала, что Горькослад порывался нарушить ход ее мыслей, но сдерживался, и была благодарна ему за это. В голове и так царил сплошной беспорядок.

Чтобы успокоиться и отвлечься, девочка решила испробовать подход к чтению карт, которому только-только начал учить ее Горькослад. Для этого она вызвала состояние, напоминавшее балансирование между явью и сном, но вместо того, чтобы окончательно задремать, попробовала впасть в «отрешение». Это значило, что внешние чувства как бы засыпали, переставая работать, и на смену им являлось чистое восприятие. Что и каким образом тут работало, София покамест не разобралась, да и впасть в «отрешение» до сих пор не получалось, но София не оставляла попыток.

«Прекращай видеть, начинай воспринимать», – не особенно внятно объяснял Горькослад. И как прикажете следовать такому совету?

В воздухе мельчайшими капельками витала сырость. София всем существом чувствовала, как над головой собираются тучи. С каждым шагом Ноша ощущение усиливалось. София глубоко вдохнула и выдохнула.

– Используй сновидческое око, а не внешние глаза, – шепнул Горькослад.

– Пытаюсь, – ответила София.

– Нужного состояния трудно достичь, когда ты так напряжена.

София покосилась через плечо.

– Ладно, – сжалился Горькослад. – Я хотел сказать, мы почти прибыли. – И серьезно добавил: – Только прошу тебя: особо ни на что не надейся.

– Я знаю…

Оставив попытки открыть сновидческий глаз, девочка взялась пристально озираться кругом. Каменистая, лишенная растительности тропа поднималась по склону. Там и сям между стволами кленов – дикие цветы. С самого утра Нош упорно одолевал уклон, лес постепенно редел. Наконец лось покинул тропу и пошел напрямик, по-прежнему вверх.

Долина распахнулась впереди без предупреждения. Внизу виднелись холмы, покрытые темной зеленью. Плоская возвышенность, давшая название долине, располагалась севернее. Холмик действительно напоминал ползущую черепаху с четырьмя лапами и головой. На дне долины громоздились скалы и вилась река, серая, скучная, как и небо над ней.