Майндсайт. Новая наука личной трансформации - Дэниэл Дж. Сигел

Как и у многих, у этой женщины было не идеальное детство, но она способна объективно говорить о прошлом, упоминая положительные и отрицательные элементы, и анализировать, как ее понимание ситуации менялось со временем. Она легко переключается между воспоминаниями и своими рассуждениями о них и рассказывает достаточно подробно, чтобы я мог понять ее опыт.

Не каждый нарратив, свидетельствующий о надежной привязанности, является настолько четким. Когда мы дойдем до историй людей с менее надежной привязанностью, вы увидите, что даже у пациентов, очень хорошо выражающих свои мысли в повседневной жизни, нарратив менее связный.

Возможно, вы узнали некоторые вопросы интервью из истории Стюарта. Давайте еще раз посмотрим, как он отвечал на вопросы о детстве и юности. Даже в свои девяносто два года он с легкостью приводил фактическую информацию о том, где жил, в какую школу ходил, перечислял главные спортивные события и даже назвал модель и цвет своей первой машины. Однако в его жизни не было места отношениям; он настаивал, что «не мог припомнить» детство в семье. Кроме того, Стюарт утверждал, что семья никак не повлияла на его развитие, разве что родители дали ему хорошее образование. Он стремился поскорее перейти к следующему вопросу.

Откуда Стюарту было знать, что его родственники никак не повлияли на него, если он ничего о них не помнил? Это один из примеров непоследовательности нарратива – утверждения просто нелогичны. У Стюарта отсутствовали доказательства, подтверждающие его слова, что казалось особенно удивительным для юриста и в действительности свидетельствовало о блоке в его нарративной интеграции. Левое полушарие обрабатывает фактические формы эксплицитных воспоминаний, которых у Стюарта было предостаточно, тогда как правое специализируется на автобиографических деталях, которых не хватало. Чрезмерно развитое левое полушарие располагало всем необходимым для нарратива, но не получало нужного «материала» в виде подробностей жизни от правого. В результате Стюарт, фантазируя, сочинил историю, полную ничем не подкрепленных выводов о своем «обыкновенном» и «нормальном» детстве.

У Стюарта проявились три характеристики, которые в рамках интервью для оценки привязанности у взрослых называются игнорирующим состоянием сознания: он не способен был вспомнить подробности своих отношений в прошлом, его ответы являлись предельно краткими, и он настаивал, что внутрисемейные отношения никак не сказались на его развитии. Мой клинический опыт свидетельствует о том, что игнорирующее состояние часто связано с доминирующим левым полушарием.

Те, у кого оно проявилось во взрослом возрасте, будучи детьми, часто становились независимыми раньше времени и вели себя как маленькие взрослые. За счет сниженной активности правого полушария таким людям удается не перегружать и без того узкое пространство терпимости в отношении их потребности в окружающих. «Уклон влево» – адаптация, поэтому подобные пациенты не чувствуют боли и тоски разорванных связей с другими.

Как вам кажется, какого типа привязанность оказалась у сына Стюарта Рэнди, когда он был ребенком? Легко представить себе отца, всем обеспечивающего сына, но остающегося эмоционально далеким, занимающим его в интеллектуальном плане, но игнорирующим чувства и практически не способным считывать невербальные сигналы ребенка. Учитывая, что родителей Стюарта его жена называла «самыми холодными людьми в мире», мы предположили, что и у Стюарта, и у Рэнди сложился избегающий тип привязанности. Так типы привязанности передаются из поколения в поколение. Но к счастью для Рэнди, его мама была гораздо доступнее и физически, и эмоционально.

Смысл нарратива взрослых с игнорирующим типом привязанности таков: я один и ни в ком не нуждаюсь. Автономность – основа их характера: взаимоотношения ничего не значат, прошлое не влияет на будущее. Конечно, потребности таких людей от данной установки не меняются. Именно поэтому мне удалось мотивировать Стюарта установить связь с его правым полушарием и в конечном счете – с его супругой.

Специалисты проследили стрессовые реакции на коже взрослых во время интервью о привязанности и у детей в ходе эксперимента «Незнакомая ситуация». Даже когда взрослые в своем рассказе отмахивались от важности отношений и даже когда дети с избегающим типом привязанности не реагировали на возвращение мамы в комнату, кожный тест улавливал подкорковые импульсы, свидетельствующие о тревоге.

У детей и у взрослых срабатывал похожий механизм адаптации – их система привязанности отключалась. И хотя кора головного мозга адаптировалась к игнорирующему отношению, расположенные более глубоко лимбическая доля и ствол все еще понимали, что самое важное – связь с другими. Данное неосознанное стремление двигало вперед терапию Стюарта к тому моменту, когда он положил свою руку на мою.

Интеграция пациентов со сложившимися игнорирующими нарративами сравнима с прорастанием семени, которое не подавало никаких признаков существования несколько десятилетий. Правое полушарие, получившее толчок к развитию, демонстрирует готовность участвовать в жизни и побуждать подкорковые связи к действию. Оно также может соединяться с левым благодаря мозолистому телу, и в результате происходит двусторонняя интеграция. После этого чувства становятся не менее важными, чем факты. Однако реконструкции поддается не всё: у людей, имеющих похожий со Стюартом опыт, обычно не восстанавливаются воспоминания о детстве – эти семена, скорее всего, так и не были посажены. Однако интеграция нарратива позволяет им создать более насыщенное социальное, автобиографическое и телесное самоощущение в настоящем. Осмысление сложнее просто логического понимания прошлых событий, потому что связная история задействует все органы чувств, с головы до ног. Я наблюдал его, когда Стюарт зачитывал мне отрывки из своего дневника или когда он сказал, что от массажа жены ему стало очень приятно. Удивительное зрелище и для пациентов, и для их близких.

Грег обычно паниковал, когда его девушка Сара, живущая с ним уже четыре года, не предупредив, поздно возвращалась с работы. Он был тридцатипятилетний актер с привлекательной внешностью. Его тревожность и боязнь неопределенности сильно контрастировали с уверенностью в себе и успешностью, которые он излучал на публике. Он часто сомневался в верности Сары: настолько, что она не соглашалась выйти за него замуж из-за его «комплексов». Грег рассказал, что другие женщины уходили от него, так почему Сара должна была поступить иначе?

Когда я провел с Грегом интервью для определения типа привязанности, меня удивило, насколько этот умный и складный человек «трещал по швам» в процессе. Я спросил, что он помнит о своих отношениях с родителями в раннем детстве, и вот его ответ:

«Ну, все не так просто. То есть поначалу отношения с отцом были нормальные, как мне кажется. По выходным он много играл со мной и со старшим братом, и это было здорово. Но когда я стал подростком, он не справился с моей независимостью. Я в каком-то смысле потерял его, и он весь погрузился в работу. Моя мама вела себя иначе. Иногда она как будто о чем-то волновалась, и я не мог понять причины. Ее беспокойство передавалось мне, и я чувствовал себя странно. Не знаю, нервничала ли она при моем брате. Конечно, она нас обоих любила, но вроде бы брата больше. Когда дрались, даже если я проигрывал, она кричала все равно на меня. Один раз я больно ударился, и она сказала, что сам виноват. На прошлой неделе, например, мама приезжала сюда, но она сначала навестила брата, хотя я и живу ближе к аэропорту. Она все еще любит его сильнее, и он это знает. Вчера мы ужинали у него дома, и она так им гордилась, гораздо больше, чем мной, я думаю. У него есть дети, жена, дом, а у меня – моя карьера, квартира, собака и Сара. Ну, вы же понимаете, это не одно и то же».